Шрифт:
На мгновение Юлиан увидел перед собой не отвратительное красноглазое создание, а ту белокурую девочку, которая завороженно слушала его рассказы.
Но Кожаный быстро отогнал от него это видение, молниеносно выбросив в его сторону лапу. Юлиан был на волосок от его когтей и отделался лишь новым ожогом.
Одновременно второй тролль вцепился в него с другой стороны, и Юлиан вскрикнул, когда раскаленная лапа сомкнулась на его запястье. Запахло паленой кожей, и ему пришлось призвать все свое самообладание, чтобы не разжать пальцы и не выронить осколок. Он дал троллю отчаянного пинка, но тот не ослабил хватку. Напротив, он замахнулся на Юлиана и второй своей огненной лапой. Когти его нацелились мальчику в лицо, а оскаленные челюсти оказались так близко от горла Юлиана, что он ощутил его раскаленное, воняющее серой дыхание.
Но внезапно позади тролля возникла рослая фигура, схватила тролля и одним рывком отдернула его назад.
Это был глотатель огня. Не обращая внимания на ожоги, он поднял его вверх и изрыгнул ему в морду струю огня.
Тролль взвыл и начал брыкаться. Артист пошатнулся и со стоном упал на колени, но не выпустил тролля. Наконец он совсем упал, придавив тролля своим телом. Движения его замерли, как и его стон, но руки так и остались сомкнутыми, словно стальные клешни.
Юлиан содрогнулся от ужаса. И затем медленно шагнул к Кожаному. Предводитель троллей все еще преграждал ему путь к двери, угрожающе выставив когти. Но в глазах его наряду с ненавистью и неутолимой яростью появилось нечто новое. Он бросил взгляд в сторону второго тролля и умирающего глотателя огня, затем посмотрел на Юлиана и, наконец, на осколок зеркала в его руках.
Юлиан медленно надвигался на него. Пальцы его так крепко стиснули осколок, что острые края впились в кожу. Кровь закапала на землю.
Тролль поднял голову, посмотрел вдаль и увидел пламя пожара над крышами ярмарки у колеса обозрения. Его грозный рык перешел в жалобный стон.
Затем он опустил руки и отступил в сторону. Юлиан медленно прошел мимо него и шагнул в хижину.
Его отец стоял перед зеркалом и неотрывно глядел в него. Помещение было наполнено мягким желтым светом, который исходил не от какого-то источника, а просто пребывал всюду, подобно теплому солнечному свету. Юлиан закрыл за собой дверь, и шум битвы и гудение разгорающегося пожара остались снаружи.
— Я принес его. Мартин...
— Я знаю, — перебил его отец.
— Я ничего не мог поделать, — прошептал Юлиан. — Он пожертвовал собой. Без него у меня не получилось бы.
Юлиан увидел, что он уже вставил в зеркало второй осколок. Стекло было испещрено тонкой паутиной трещин и разломов, и Юлиану показалось, что в глубине стекла пробегают огоньки —совсем как тогда в варьете, когда все началось. Только на сей раз это был теплый, очень мягкий свет, а вовсе не пожирающее пламя.
Он протянул осколок отцу. На зеркальной поверхности остался след тонкого красного ручейка.
— Он в крови, — сказал отец.
— Это ничего. — Юлиан не сразу понял истинный смысл слов отца. — Что было, то было, — сказал он и почувствовал себя беспомощным, неспособным по-настоящему утешить отца. — Прошлое нельзя повернуть назад.
— Может быть, все-таки можно, Юлиан.
Медленно, почти благоговейно он повернулся, шагнул к зеркалу и приставил к мерцающей поверхности последнюю ее часть. Юлиан замер.
Ничего не произошло. Он сам не знал, чего ждал, но был уверен, что что-то должно случиться, хоть что-нибудь: задрожит земля, разверзнется небо, или все вокруг погаснет, или все станет как раньше. Но ничего подобного не случилось. Единственное, что бросилось Юлиану в глаза, — зеркало вдруг словно срослось и снова стало целым. Все трещинки и разломы исчезли, как будто их и не было. Перед ними висело совершенно неповрежденное, скромное прямоугольное зеркало.
И отец стоял тут же, целый и невредимый.
У Юлиана свалилась гора с плеч. До сих пор он сам себе не признавался в этом, но был убежден, что отец его умрет в тот же миг, как только зеркало будет составлено заново и прекратятся злые чары.
— Все... кончилось? — тихо спросил Юлиан.
Отец молчал, и Юлиан через некоторое время повернулся и приоткрыл дверь.
Снаружи царила мертвая тишина. Шум отдаленной битвы смолк, как и треск пламени. Юлиан распахнул дверь пошире и вышел наружу.
Пламя погасло. Колесо обозрения больше не вращалось и не разбрасывало искры. В воздухе не чувствовалось ни малейшего ветерка. Казалось, само время замерло и задержало дыхание.
Потом Юлиан повернулся и увидел рядом с собой черную фигуру с огненными глазами. Ему следовало бы испугаться, но единственное, что он почувствовал, глядя на Кожаного, было тихое изумление. Тролль тоже смотрел на него, не отрывая взгляда.
— Да, Юлиан, все кончилось. — Его отец вышел из хижины. — Это последняя ночь. Проклятие снялось.
Юлиан посмотрел на него и на сей раз не смог сдержать слез.
— Тогда ты...
— Ничто не может длиться вечно, — сказал отец. В голосе его не было ни нотки страха или горечи. — Идем, надо идти. Есть еще одно дело, которое непременно нужно сделать.
Они пошли, тролль тоже отправился вслед на ними. Юлиан только теперь заметил, что отец держал в руке тряпичного тролля, в котором был когда-то спрятан осколок зеркала.
Они шли в сторону колеса обозрения. Вокруг стояла зловещая тишина. К ним постепенно присоединялись люди — дети и взрослые, а также тролли. Юлиан, его отец и Майк оказались во главе целого шествия, когда подходили к стеклянному лабиринту.