"Партия дает людей, которые могут править". Управлять же должны государственные органы, которые по конституции облечены властью. В целом демократический образ правления предпочтительнее монархии, так как он создает условия для оценки правящих по объективным признакам. Однако демократия западного образца абсолютно неприемлема: "если привить у нас систему прямых выборов, ясно, что она должно обратиться в голосование за того, кто всего более пообещает". Функция ведущего слоя в евразийском государстве не должна совпадать с функцией управления. Он является носителем государственных идеалов, он должен стать вне и выше технического аппарата власти. В случае их слияния ведущий слой вырождается в бюрократию. Одной из главных задач ведущего слоя должна стать организация культуры в различных ее проявлениях. "Под этим следует понимать единство внутреннего убеждения в истине, а не внешнюю регламентацию духовной жизни, не принудительную нивелировку ее идейного богатства". Идеократический отбор основан на власти одной идеи. Алексеев считает название «эйдократия» более удачным, так как эйдос, в отличие от психологически окрашенного слова «идея», не есть одно из возможных многочисленных понятий о существующем, но необходимый, цельный, сознательно и умственно осязаемый смысловой лик мира. "Ведущий отбор в совершенном государстве должен обладать подобным знанием высшего эйдоса, должен быть до некоторой степени одержим им. Другими словами, ему должна быть открыта высшая религиозно-философская истина, которой он призван служить".

В конце 30-х идеальное государство в своих работах Алексеев начинает именовать Гарантийным. Он особо акцентирует, что государство это не является доктринальным, то есть, не стремится внушить свое мировоззрение гражданам насильно. Оно обеспечивает проведение в жизнь некоторых положительных социальных принципов и социально-политических программ, которые могут рассчитывать на признание со стороны людей с самыми разными взглядами. Гарантийное государство стремится формировать общественное мнение известной культурно-исторической эпохи. В отличие от доктринального оно построено на общественном признании, а не на исповедании. В этой конкретизации заметно стремление Алексеева отмежеваться от тех «лже-идеократий», которые победили в Центральной Европе и России. Основой Гарантийного государства, его юридическим выражением является "декларация обязанностей государства". Основные из них следующие:

1) освободить людей от жестокости борьбы за существование путем создания максимально развитой материально-технической базы жизни, обеспечить средний уровень зажиточности (принцип материальной интенсификации жизни);

2) помимо труда, необходимого для удовлетворения насущных потребностей, организовать труд прибавочный, доход с которого направлять на культурное строительство (принцип подчиненной экономики);

3) создать наиболее благоприятные внешние условия, обеспечивающие, чтобы свобода не была использована в целях чисто отрицательных (принцип положительной свободы);

4) принцип организации культуры как сверхнационального целого на многонациональной основе;

5) стремление к вовлечению в экономическое, социальное и культурное строительство возможно большего количества граждан (принцип демотии).

В Гарантийном государстве в идеале физическое принуждение должно быть исключено из арсенала средств государственного воздействия, поскольку отношения властвующих и управляемых покоятся на духовной основе. Представителей ведущего слоя Алексеев именует гарантами осуществления государственной миссии; евразийское государство может быть названо "демотической идеократией" или "идеократической демотией". Демократические средства, в частности, выборы и т. п., есть только средства упрочения демотического порядка. Там, где они впадают в конфликт с идеей демотии, они становятся непригодными и отменяются. Принцип большинства – принцип чисто технический и относительный. Воистину суверенной является лишь основная государственная идея, "общая воля не творец, но только орган восприятия идеи". Народ и идея неразделимы. Идея нема без народа, народ без идеи слеп.

В конце 30-х Алексеев в последний раз обращается к разработке евразийского государственного идеала. В своих послевоенных работах он уже не возвращался к этой теме. Видимо, не потому, что он отказался от своих идей или же, напротив, полагал, что идеал уже сформулирован в окончательном виде. Скорее дело в том, что евразийцы так и не сумели создать партию-орден, единственно способную воплотить грандиозный план построения новой государственности. А всякое развитие этой темы в отсутствии даже потенциального ведущего слоя становилось бессмысленным. О том же, что сам он хранил верность принципам эйдократии, свидетельствуют многие фрагменты его последних работ. В одной из них он писал, что характерной особенностью западной политической мысли нужно считать веру во всеисцеляющую силу политических учреждений. Классическим выражением этой веры можно считать слова Канта о том, что проблема политического устройства разрешима даже для народа дьяволов, так как речь идет не о моральном или духовном совершенствовании человека, но о создании известного физического механизма, которым люди должны научиться управлять, и проблема политического строя тем самым будет решена.

"Является вопрос: не дошло ли европейское человечество до кульминационной точки в росте этой веры и не наступил ли момент поворота, который равносилен был бы признанию ценности другого, ныне забытого и многими пренебрегаемого плана о совершенствовании человеческой жизни путем усовершенствования отдельного человека, как проблемы первоначальной и самостоятельной?"

За последние 30 лет интеллектуальный пейзаж Франции значительно изменился. В начале 60-х годов существовала интеллектуальная гегемония марксизма, слегка смягченная фрейдистской сектой. Все интеллектуалы были, естественно, «левыми». Высшая школа была «прогрессивной». Интеллектуалы справа были либо отброшены в катакомбы, либо их терпели в либерально-атлантистской версии, представленной Раймоном Ароном. Догмой было, что "все имеет политический смысл".

В мае 68-го интеллектуалы активно принялись за дело. Сартр и Симона де Бовуар, само собой. Но не только они. Также Жан-Люк Годар, Филипп Солерс и многие другие. На этой волне «левачество» ("гошизм") пережило свои лучшие годы. В 1972 году на похороны Пьера Оверни, юного маоиста, убитого охранником завода Рено, леваки смогли мобилизовать 100 000 человек. Нечто невиданное. В ту же эпоху в киосках продавались сразу три крайне левых ежедневных газеты — «Руж», "Юманите руж" и "Народная ежедневная газета".

Но это уже начало конца. В 1973 запрещена Коммунистическая лига (троцкисты), а Пролетарская Левая (маоисты) самораспустилась, "уважая право рабочих на автономную борьбу". Морис Клавель убедил молодежь не поддаваться на соблазн терроризма. Серж Жюли стал издавать «Либерасьон». Кроме Федерации анархистов и неутомимой Лиги революционных коммунистов все крайне левые течения, рожденные маем 68-го постепенно растворились или потерялись в опасной тактике «энтризма», "вхождения в более умеренные партии".