Первая ее ветка - различные виды ценностной сегментации. Хорошо известна социальная сегментация, когда разные социальные группы обращаются к отличающимся суперценностям. Собственно, такая ситуация является источником формирования классовой структуры, хорошо известной в марксистской научной традиции. Вопрос здесь в статусе этой базовой ценности. Если это суперценность, то дальше возникает вся логика классовой борьбы и революции.

Иная ситуация складывается в результате региональной сегментации. Этот вариант сильно коррелируется с рассмотренными выше сценариями дуалистической экономики. Вполне очевидно, что такая сегментация суперценностей является большой угрозой для целостности общества, источником раскола страны. В связи с этим актуальна судьба Украины, где налицо региональная ценностная сегментация. Вполне очевидно, что эта судьба будет зависеть от статуса ценностей, разделяющих юго-восток и запад этой страны, а также от того, насколько соответствующие ценности могут превратиться в суперценности, атака на которые абсолютно неприемлема.

Другая ветка развилки возникает в условиях слабой государственной легитимности и отсутствия доминирующей ценности, объединяющей активное большинство. Наиболее часто такая ситуация ведет к «ценностной смуте», когда значительные группы людей сталкиваются с внутренним конфликтом высокозначимых для них ценностей.

Весьма часто столкновение ценностей ведет к внутреннему кризису, к поиску путей преодоления «ценностной смуты». Вполне логичным способом выхода из подобной ситуации является актуализация одной из конфликтующих ценностей, превращение ее в суперценность. Собственно, активность политических лидеров часто направлена именно на повышение статуса одной из ценностей до суперценности. Возможна и зеркальная ситуация, когда политик, «оседлавший» латентную суперценность, становился реальным национальным лидером. Яркий пример - восхождение Леха Валенсы, актуализировавшего андеграундные ценности польского общества.

Именно сцепление доминирующих ценностей и лидерства - источник столь частого авторитарного выхода из ценностного кризиса. Но такой выход предполагает, что социокультурная ситуация создает предпосылки для превращения одной из конкурирующих ценностей в суперценность с последующим выстраиванием новой иерархии ценностей - опоры институционального генезиса. Собственно, эта модель и была с разным успехом реализована в рамках посткоммунистического транзита. Такое понимание служит также объяснением столь частого превращения ценности национальной независимости в суперценность в рамках постколониальной модернизации. Другой вопрос - насколько успешно освободившимся странам удавалось использовать эти возможности, в какой мере ценности национального освобождения на деле оказывались доминирующими для основных политических игроков. История показала, что эти ценности очень часто оказывались «парадными», на практике сильно уступающими по своему влиянию нормам непотизма и трайбализма. Подобная ситуация сильно ограничивает возможности модерного институционального генезиса, формирования эффективного государства. Это обстоятельство заставляет, с одной стороны, поддержать предостережения Френсиса Фукуямы против чрезмерного упования неоконсерваторов на возможности социального инжиниринга. С другой - отметить игнорирование им же социокультурного контекста государственного строительства [28] .

Однако возможность генезиса эффективного государства существует далеко не всегда. Ее условием является активный поиск ценностных оснований для социального функционирования. Чаще всего такая атмосфера стремления к заполнению ценностного вакуума характерна для трансформационного перехода от традиционного общества к модернизованному. Для достаточно модернизованных обществ характерен консенсус относительно ценностей первого порядка, встраивание их в одну регулятивную систему с другими, теперь уже равно значимыми ценностями.

Отсутствие четкой ценностной иерархии сильно затрудняет формирование целостной институциональной системы. Велика вероятность фрагментации, когда отдельные части институциональной среды базируются на различных ценностях. Это не только снижает эффективность самой институциональной системы, но и демотивирует социальных акторов, так как разные элементы рассматриваемой среды посылают им разнонаправленные стимулирующие сигналы.

Проведенный анализ показывает значение трансформационной диагностики, анализа характера и специфики макросоциальных изменений для выработки реалистичного модернизационного проекта.

Анализ доктринальных идейно-политических установок, тесно связанных с основными течениями политической мысли и различающихся своим отношением к социоантропологической природе человека и к функционирующим институтам, позволяет лучше прояснить сущность трансформационных преобразований. Это позволяет также оценить роль и возможности в разрешении социокультурных трансформационных напряжений.

Снятие напряжений, как правило, связано с институциональным или социокультурным «шоком», меняющим сложившееся в предшествующий период пространство представлений, иерархию социальных ценностей. Одним из средств такого «шока» является «игра на понижение», фиксация тотальной неразвитости страны - объекта модернизационного проекта. Вероятно, что без этого невозможно обеспечить социальную поддержку преобразований, готовность общества принять издержки (зачастую сильно недооцененные) грядущих реформ.

Социокультурный «шок», в общем случае, связан с «вбрасыванием» ценностей, радикально отличающихся от тех, на которые прежде ориентировалось общество. Разом теряет социальную поддержку вся институциональная среда, покоившаяся на прежнем ценностном фундаменте. (Примером могут служить экономические реформы 90-х.)

Субъект-контекстуальные отношения уже рассматривались выше в различных сценариях модернизации. Среди них много волюнтаристских концепций, полагающих, что субъект преобразований (вождь, харизматический лидер и т. п.) обладает почти безграничными возможностями. Такие конструкции характерны, прежде всего, для эпохи Просвещения. Они до крайности романтизируют процесс трансформации, игнорируют рассмотренные выше социокультурные ограничения проводимых преобразований.

Иной, как представляется, более реалистичной точки зрения придерживаются теории, акцентирующие внимание на соответствии социальных интенций вводимым институциональным преобразованиям. Здесь роль личности - субъекта трансформации существенно ограничена интересами наиболее влиятельных слоев и групп населения, прежде всего правящего класса. Схожей позиции придерживается современная теория элит, которая полагает, что «элиты могут лишь то, что им позволяют делать внеэлитные группы».