— Все сплошное вранье. — С этими словами вдовствующая графиня Баллард грациозно вплыла в свой будуар и остановилась на пороге, чтобы бросить неласковый взгляд на Хаксли. Явно удовлетворенная увиденным, она прошла по бледно-голубым коврам на свое излюбленное место. Будуар ее утопал в роскошных синих и голубых тканях с тяжелыми, отделанными золотом кистями на драпировках. Графиня непоколебимо придерживалась обычая, заведенного еще в пору юности, — принимать ранних гостей, явившихся до полудня, в этом изысканном гнездышке, похожем на ларчик для драгоценностей.

Вышколенная горничная появилась на минутку, чтобы подсунуть под спину хозяйки вышитую подушечку, и тут же вновь исчезла. Графиня взбила серебристые букли и аккуратно расправила на коленях пышные юбки. Оставшись вдовой более тридцати лет назад, она до сих пор не снимала траура по покойному мужу и вся, от кончиков миниатюрных туфелек до украшенного лентами чепца, была облачена в черное… хотя изобилие драгоценнейших украшений на этом траурном платье всегда вызывало завистливый и восхищенный шепоток среди великосветских дам.

Виновато улыбнувшись, виконт заложил руки за спину и принялся ждать продолжения. В глубине души виконт сомневался — мудрую ли линию поведения со своей тетушкой он выбрал. Впрочем, лорд Хаксли принадлежал к числу тех железных мужчин, что никогда не поддаются слабости и, однажды приняв решение, не меняют его.

— Ты слышишь меня, Эдвард? — Графиня щелкнула золотым лорнетом, которым пользовалась скорее чтобы произвести впечатление и поддержать свою репутацию весьма эксцентричной особы. — Я сказала — все сплошное вранье.

Надо признать, ее зоркие синие глаза и без помощи лорнета могли как нельзя лучше пронзить провинившегося убийственным взглядом.

— Что именно сплошное вранье, Антония? — спокойно осведомился Эдвард.

Она повелительным жестом приказала ему подойти поближе.

— Ну разумеется, что я смертельно больна. Подобное заявление лишило Хаксли душевного равновесия. Поспешно усевшись в нелепое кресло с позолоченными витыми ножками, он участливо взял унизанную кольцами руку тетушки.

— Ну-ка говори, — потребовал он. — Что еще ты от меня скрываешь?

Он просто обожал свою вздорную, но исключительно умную и одаренную родственницу, с ранних лет заменившую мать ему и его брату Джеймсу. Родная мать мальчиков, младшая сестра Антонии, много хворала и была слишком поглощена заботой о своем здоровье, чтобы заботиться еще и о двоих ребятишках. Когда же отец Эдварда погиб в результате несчастного случая на охоте, виконтесса зачахла буквально за несколько месяцев — как сказал доктор, от нежелания жить без мужа.

Антония надменно улыбнулась.

— Милый мой мальчуган, я решительно ничего от тебя не скрываю. Но тебе, несомненно, наговорили, будто я смертельно больна. Как же иначе понимать тот факт, что ты уже бог весть когда вернулся с островов и добрую неделю живешь в городе, а ко мне до сих пор так и не заглянул?

Эдвард закрыл глаза и со вздохом покачал головой.

— Ну конечно. Мне следовало догадаться, что твои шпионы донесут тебе о моем приезде.

Хвала небесам, она хотя бы не знает о том, что он целый месяц провел в поместье!

— Шпионы! — Графиня гневно хлопнула его по руке веером из черного дерева. — Кого это ты называешь шпионом? Свою невесту? Тебе, мой мальчик, должно быть стыдно, что я узнаю о твоем прибытии в город… и о скорой помолвке… от леди Клариссы Симмондс.

V Хаксли вскипела кровь в жилах.

Леди Симмондс! — Черт бы побрал эту мегеру. А он-то считал, что его долгое отсутствие и пренебрежение плюс пылкие ухаживания графа Фэддоуна заставят эту особу отказаться от навязчивой идеи сделаться виконтессой Хаксли.

Антония с любопытством покосилась на него.

— Что ж, вижу, ты тоже от нее без ума.

— Без ума? — только и выговорил Эдвард.

Графиня раскрыла веер, продемонстрировав замысловатый узор из перламутровых бабочек с янтарными глазками.

Виконт вскочил на ноги и зашагал по комнате.

— И что она тебе наговорила?

— Что ты приехал в город, чтобы повидаться с поверенными и начать подготовку брачных документов.

Виконт схватил с серебряного подноса, стоявшего на бронзовом египетском, хрустальный графин, налил себе полную рюмку мадеры и залпом осушил ее.