— Предлагаешь их прикончить? — задумчиво произнес Эрасти Церна, — пожалуй, можно. Обнаглевшим гостям следует намекать, что они не хозяева, а магия здесь без надобности. Семеро на двоих — это немного.

— Мало, — улыбнулся Аррой, — но я готов поделиться.

— Значит, мы их «проводим». Думаю, будет честно, если каждый возьмет себе троих, а седьмой пусть убирается. Тартю полезно знать, что маркиз Гаэтано жив, здоров и недалеко.

— Тоже верно, — Аррой поднял бокал, — чтобы оценить вкус вина, нужно ненадолго умереть.

— Или выбраться из клетки. За победу, Рене, и за тех, кто с нами!

— За победу и за тех, кто с нами и не ударит в спину, — уточнил Скиталец, — я верю, что ты знал, что делал, показавшись Анхелю, но ему я НЕ верю. Если выбирать из четверки грешников, то Филиппа.

— Не согласен. Филипп искренне протянет нам руку, а потом предаст. Не из корысти, из слабости. Я знаю, чего и когда ждать от Анхеля, а когда и на чем сломается Филипп — не угадать. И потом, как бы мы его ни искали, а мой лучший друг не мог не явиться в свой дворец. Надо сказать, он почти не изменился.

— Я тоже почти не изменился, — засмеялся Рене, — по крайней мере, так говорят эльфы, но я вернулся сам, и я свободен, а твой Анхель — раб, причем двойной, если не тройной, и при этом он знает только одного хозяина.

— Которого ненавидит и презирает. Уже немало. Рене, ты сможешь их уничтожить? Всех четверых?

— Думаю, что да. Мы — твари одной породы, значит, станем драться одним оружием. Я — один, но я вернулся раньше и успел привыкнуть к тому, кем стал. Если мы схлестнемся, наша магия уничтожит сама себя, и тогда все решат мечи. Это будет обычный бой Эрасти, только убитые больше не вернутся. Их не будет нигде, даже за Чертой.

— Обычный бой одного против четверых, — покачал головой Эрасти, — странное у тебя понятие об обычности. Не знаю насчет Жоффруа и Лумэна, но Анхель — сильный воин.

— Я сильнее, — равнодушно откликнулся Аррой, — и я не удивлюсь, если Филипп Тагэре встанет рядом со мной. Если б ты не удерживал меня, я б уже начал охоту. Их надо прикончить, и Тартю с его прихвостнями в придачу. Мне плевать на пророчества насчет тронов и бастардов, но эту мокрицу нужно раздавить.

— Вместе с орденами и ифранской сворой, я полагаю? Мы могли бы чудесно провести время, истребляя негодяев и спасая праведников.

— Вот уж кого не терплю, — хмыкнул Рене, — так это праведников. Посмотрели бы они на нас, кстати. Сидим в таверне, попиваем вино, собираемся прирезать каких-то ифранских наглецов… И это Проклятый и Скиталец! Несерьезно как-то!

— Переберемся на кладбище, — предложил Церна, — или на крышу сожженного храма? Рене, я не сомневаюсь, что после свершения Последнего Греха ты, шаля, справишься со всеми орденами, не говоря о смертных, что позорят сей бренный мир.

— Спасибо за доверие. Я в тебе тоже не сомневаюсь, а в эрмет[9] я раньше играл неплохо, хоть и не любил это дело. Да, мы «темные» и должны лишь отвечать, но правильно ли это? Может, лучше смахнуть фигуры с доски до того, как невидимки сделают свой ход?

— Я думаю об этом, — лицо Эрасти стало жестким, — если б не лиловый клирик, я бы рискнул, но начал не с орденов и не с Четверых, а с Вархи и только с Вархи. Втроем с Геро мы бы разнесли ее вдребезги, кто бы там ни засел, но эта церковная дурь заставляет задуматься. Почему ты не ищешь Геро?

— Потому что люблю, а сейчас нужно ненавидеть. Да и она… Ты сказал, что она бросилась в огонь из-за меня, а не из-за Тарры. Это похоже на Геро, но Эстель Оскора должна быть свободна от любви, иначе она дрогнет. И еще одно. Ты был учеником Ларэна, Эрасти, и ты раскопал правду о Белом Олене и Темной Звезде…

— Да, и что?

— А то, что я теперь в той же цене, что и Ройгу. Я НЕ знаю, что будет, если мы встретимся. Ты готов поклясться, что союз Эстель Оскоры и Вернувшегося не станет гибелью Тарры и что Геро переживет нашу встречу? Ты не знаешь, как водить на цепи собственную смерть и не давать ей сожрать тех, кто рядом? Я не могу потерять голову даже на миг…

— Геро все равно узнает, где ты и что с тобой.

— Знать — одно, встретить — другое. О, кажется, наши «друзья» собираются уходить.

Ифранцы и впрямь поднимались, опрокидывая стулья и отпуская дежурные шуточки в, адрес трактирщика, Мунта, Пьера, Арции и Триединого. Заплатить гости заплатили, но куда меньше, чем съели и выпили. Хозяин молча взял монеты, радуясь, что обошлось без драки. Не успела за гуляками закрыться дверь, как двое арцийцев поднялись со своих мест.

— Похоже, тебя обсчитали, — собеседник седого вышел на свет, и хозяин чуть не свалился в обморок, узнав маркиза Гаэтано, — на, держи, — в дрожащую руку упала еще одна Филиппа. — Нобили должны быть щедрыми.