— Нет, — покачал головой граф Мо и пояснил: — Вас четверо, я один и связан. Отвечать с моей стороны будет трусостью. Не хочу умереть совсем уж пошло.

— Аганна я не убил, — резко сказал Кэрна, — тебе есть из чего выбирать.

— Разве? Что-то незаметно…

— Да что вы с ним церемонитесь?! — Серпьент прямо-таки рвался в бой. — Отдайте его мне, он все выложит. Против хорошей крапивы все его фанаберии — чепуха.

— Какая крапива об эту пору, — отмахнулся Рафаэль.

— Какая, какая… — передразнил Серпьент и уставился в землю, словно намереваясь ее пробуравить взглядом. — А вот какая!

Сквозь палую листву прорвалось и полезло на волю нечто зеленое! Изумрудные ростки нагло перли ввысь, разворачивались зубчатые листья, в пазухах между ними появлялись сережки, не прошло и десятинки, как среди глухой осени красовался крапивный куст в человеческий рост.

— Ну, раз выросло, грех не использовать, — прервал молчание Рафаэль, — сам займешься?

— А то как же, — ответствовал Кулебрин, — зря я, что ли, старался?!

Серпьент вырвал здоровенный пучок крапивы, по всему не причинивший ему никаких неприятностей, и подмигнул остальным:

— А ну, давайте-ка эту ящерицу!

— Да не развяжется завязанное, — кивнул Яфе, — сын свиньи сам разденется или помочь?

— Я — Гризье, а не Изье, — пожал плечами пленник, — мне не понравится, если меня разденут мужчины. Развяжите руки, разденусь сам.

Ночь выдалась ясной и холодной, звездная Рысь, лениво щурясь, глядела вниз, на ожидавшую снега землю. В зеленоватых глазах не было ни сочувствия, ни злорадства, ни хотя бы любопытства.

Атэв одним ударом перерезал веревку, и граф Мо размял затекшие кисти. Драться было глупо, бежать еще глупее. От крапивы еще никто не умер, более того, Базиль смутно вспомнил, что его старуха-кормилица лечилась крапивой от ревматизма. Другое дело, что любой уважающий себя арцийский рыцарь предпочел бы порке крапивой удар мечом, впрочем, ему, похоже, выпало два горошка на ложку. Сначала — унижение, а потом — смерть. Что ж, он постарается не доставить своим врагам ожидаемого удовольствия.

С легкой улыбкой пленник расстегнул и бросил к ногам молчавшего Николая эллский кожаный пояс, следом полетела верхняя туника, подбитая стриженым мехом куртка, шерстяная верхняя рубашка, тонкая сорочка…

— Мало, — рявкнул Крапивник, — штаны снимай. Живо!

— У вас изумительные друзья, маркиз Гаэтано, — почти весело сказал Базиль, — атэв, клирик и нечто вовсе несусветное. Если мне положено последнее желание, скажите, кто это и где вы его откопали?

— Я? — задохнулся от негодования Серпьент Кулебрин. — Я-то крапивное семя, а вот ты кто такой?

И тут Базиль Гризье расхохотался, закинув красивую голову. Он не кривлялся, не фиглярствовал, а именно смеялся, безуспешно пытаясь стереть выступившие слезы.

— Не вижу ничего смешного, — надулся Крапивник, — я Хозяин Крапивы и всего сопредельного. Мне подвластна…

Базиль, дрожа то ли от смеха, то ли от холода, только махнул рукой, не в силах ничего сказать.

— Ты у меня сейчас смеяться перестанешь, — нахмурился вконец разобидевшийся Серпьент.

Рафаэль не так уж хорошо и знал Базиля, тот всегда был тенью своего сволочного братца, но Жорес, окажись он в такой ситуации, вел бы себя иначе. Уж в этом-то Кэрна был уверен. Аганн мог угрожать, оправдываться, обещать выкуп, предлагать обменять его на кого-то из пленных или заложников, да мало ли что, но такой безнадежной дерзости ожидать от него не приходилось.

Если б граф Мо умолял, торговался или валил все на Тартю, Рогге и брата, Рито прикончил бы его не задумываясь, но пленник не умолял и даже ничего не предлагал. Это сбивало с толку.

— Где дети Александра?

— Где-то.

— Ты должен знать.

— Я никому и ничего не должен. Маркиз, давайте закончим этот дурацкий разговор. И вообще все закончим — холодно…

— Потерпишь… Куда и зачем ты ехал?

— По делам, — пожал плечами Гризье.

— Да в Гвару он едет, — доложил Крапивник.

— К Лосю?!

— Ага, что-то там про лосей было такое…

— Николай, обыщи его.

Эрастианец несколько смущенно перетряхнул ворох одежды, но, кроме атэвской монетки с пробитым отверстием, лежавшей отдельно от кошелька, не нашел ничего.

— Это носил в гриве Дженнах, — удивился Яфе, — откуда она у сына собаки?

— Нашел, — соизволил ответить пленник, — на дороге, взял на счастье.

— Сухейль-арад[26] верен своему коню, как конь всаднику. Он нашел Дженнаха, а ты нашел нас.

В лиловых глазах мелькнуло что-то малопонятное.

— Теперь буду знать. Впрочем, я так и думал, что эта штука неспроста, потому и поднял. Как бы то ни было, я вас догнал. Тартю и матушка могут быть довольны. Надеюсь, они узнают о нашей встрече, а то неудобно получится.

— Мы уж постараемся, — заверил Кулебрин.

— Брат мой, — Николай не оставлял попыток убедить пленника хотя бы осенить себя Знаком, — зачем так говорить на пороге Вечности? Сейчас надо думать о другом…

— А как же мне разговаривать? — перебил Базиль. — Дергать Творца за подол, когда прихватило? Пошло. Да и плевать ему и на меня, и на вас, и на все остальное.