В коридоре Джайлс с сардонической усмешкой на лице терпеливо приколачивал гобелен к дверному проему, забивая гвозди так легко, что его не слышала даже Джудит Пэмфлин, и думая, сколько времени понадобится Большому Тому, чтобы починить дверь.

После бурного примирения Фентон и Лидия перешли к нежностям, тихо шепча их друг другу, пока догорала последняя свеча.

Они говорили о том, какими были глупцами, и бессчетное число раз клялись в вечной любви, обещая больше никогда-никогда не ссориться… Все это нам хорошо известно, ибо говорится во все века.

На следующее утро они встали только после полудня. Фентону нужно было сходить по делам в Сити. В дневнике он отметил дату. «7 июня».

День был слишком жаркий даже для лета, над городом низко нависли серые облака. Несколько раз из конюшен доносился какой-то шум, и Фентон послал узнать, в чем дело. Как правило, он держался от конюшен подальше. Будучи в прежней жизни не более чем сносным наездником, Фентон не разбирался в лошадях, как, несомненно, это делал сэр Ник, и боялся совершить ошибку.

Дик, мальчик-конюх, доложил, что одна из упряжных лошадей заболела, но коновал, безусловно, ее вылечит. Фентон распорядился оседлать Красотку, его черную кобылу, и привести ее к парадному входу.

Так как Большому Тому каким-то чудом удалось до полудня починить дверь в спальню, Фентон перед уходом дал Лидии указания:

— Запри дверь и не отпирай никому! Если кто-то постучит и не ответит на твой вопрос, крикни из окна кучеру Уипу или конюху Джобу, чтобы они мчались сюда с дубинками. Обещаешь?

— Обещаю! — воскликнула Лидия и внезапно опустила голову. — Ник! Что касается ее… — она не могла себя заставить назвать Мег по имени, — ты правда не собирался…

— Конечно, нет! — заверил ее Фентон. Теперь он сам был в этом убежден.

Перед парадным входом находились широкая площадка и пространство между липами для подъезжавших экипажей. Фентон, усевшись на Красотку и взяв поводья у Дика, поехал кружным путем, оберегая копыта лошади от трещин в мостовых Стрэнда и Сити.

Целью его было найти хорошую кухарку, желательно француженку. Хотя Нэн Кертис делала все, что могла, Фентон мечтал о кухарке, которая будет готовить пищу, сохраняя ее съедобной. Он предвидел очередное волнение среди слуг, но был к нему готов.

У кофейни Уилла, куда Фентон однажды заглядывал, чтобы повидать Славного Джона 95 , сидевшего на почетном месте и покуривавшего длинную трубку, он встретил молодого ученого по имени мистер Айзек Ньютон 96 , который, очевидно, был другом сэра Ника. Мистер Ньютон рассказал ему о пожилой француженке, служившей в прошлом кухаркой у самого графа де Граммона 97 , которую можно было найти по определенному адресу на Флит-Стрит.

Фентон поскакал галопом по казавшейся сельской Оксфорд-Роуд, позади которой находились виселицы Тайберна. Красотка гарцевала по Холборну, обгоняя длинную вереницу экипажей, пока уши и нос Фентона не дали ему понять, что они приближаются к Сноу-Хилл.

Фентон свернул направо в южную сторону и пробирался узкими переулками, пока не нашел квартиру мадам Топен в аккуратном кирпичном доме на Флит-Стрит. Разговаривая, они могли слышать снаружи шум воды во Флитском рву, куда по Сноу-Хилл сливались отбросы из сточных канав.

Фентону понадобилось немало времени, чтобы уговорить мадам Топен. Ему удалось завоевать сердце этой изящной маленькой женщины, пустив в ход свои аристократические манеры. Мадам объяснила, что оставила службу, так как с ней не слишком хорошо обращались («надеюсь, мсье меня понимает?»).

Когда Фентон наконец убедил ее приступить к работе 12 июня и отправился в обратный путь, начало темнеть, но это были не вечерние сумерки. Небо напоминало взволнованное море, а облака походили на клубы пара. Гроза висела в воздухе, но еще не разразилась.

Вернувшись домой, он нашел Лидию все еще сонной, но одетой к ужину. С предгрозовой темнотой в доме возникла жутковатая таинственная атмосфера.

Войдя в кабинет, чтобы просмотреть кое-какие отчеты, подготовленные Джайлсом, Фентон нашел его таким темным, что зажег все свечи, однако их пламя колебалось, оставаясь тусклым. Им внезапно овладело чувство гнетущей тоски.

Спустя десять минут в кабинет вошел Джайлс. Лицо его казалось бесстрастным. Медленно подойдя к столу, он сообщил новость: