— Его светлость спит, — тихо сообщила она.

— Он слишком много разговаривал, — с упреком заметил Джарвис.

— Я знаю, но не думаю, чтобы это сильно повредило ему, во всяком случае, надеюсь.

Ему уже и так причинили немало вреда, если хотите знать мое мнение, — почти неприветливо сказал камердинер. — Я не раз предупреждал его светлость о мистере Клоде: «Он вас до добра не доведет, милорд, помяните мои слова!» Но его светлость лишь смеялся надо мной.

— Вы считаете, что это сделал мистер Клод? — осведомилась Тина.

— А кто еще выиграл бы от смерти его светлости? — с неопровержимой логикой отозвался ее собеседник. — Но вот что я вам скажу, мисс, никто из тех, кто работает в Уинче, не останется с мистером Клодом! Он очень плохой человек!

— Боюсь, я вынуждена согласиться с вами, Джарвис!

Она прошла по коридору и уже приготовилась спуститься вниз, как вдруг услышала в холле голоса. Посмотрев туда, увидела, что в парадную дверь вошел человек, протянул лакею шляпу и хлыст, затем остановился и принялся медленно снимать перчатки.

Сердце Тины испуганно забилось. Глядя на широкие плечи и агрессивную посадку головы посетителя, ошибиться было невозможно. Дальнейших подтверждений не потребовалось, когда лакей учтиво пригласил:

— Сюда, пожалуйста, сэр Маркус. Я выясню, примет ли вас ее светлость.

Тина запаниковала. Ею овладело дикое желание убежать и спрятаться у себя в спальне, запереть дверь и отказаться встречаться с ним. Пытаясь взять себя в руки и унять биение своего сердца, она услышала за спиной шуршание шелка и, повернувшись, увидела герцогиню, выходящую из своей спальни. Как всегда, та была вызывающе одета в оранжевый шелковый халат поверх золоченой парчовой нижней юбки. Ее парик представлял собой шедевр парикмахерского искусства, лицо накрашено и украшено мушкой, и вся она сверкала бриллиантами.

— А, Тина, дитя мое! — улыбнулась герцогиня. — Я надеялась вас увидеть. Слышала, моему внуку лучше. Нам больше нет смысла оставаться в Уинче. В деревне меня всегда мучает мигрень, а от цветочной пыльцы я почти все утро чихала.

— Но природа так красива, ваша светлость, — возразила Тина.

— Скучно тут, дитя мое, скучно! Вам нужны развлечения, веселье, приглашения и, конечно, мужчины. Я уже решила: завтра мы возвращаемся в Лондон. Мой внук сможет последовать за нами, как только ему не будет нужна помощь врача. — Герцогиня замолчала и, глянув на поднимающегося по лестнице дворецкого, спросила: — В чем дело, Сейнтли?

У Тины создалось впечатление, что герцогиня заранее знала, что хочет сообщить дворецкий, и не на шутку заинтригована тем, что это сэр Маркус, который разделит их с Тиной завтрак.

— Приехал сэр Маркус Уэлтон, — доложил Сейнтли. — Он надеется, что ваша светлость его примет.

— С удовольствием его приму, — отозвалась герцогиня и оглядела Тину с ног до головы. — У вас растрепанный вид, дитя мое! Ваши волосы развеял ветер, и, смею заметить, юбки немного помялись. Пойдите переоденьтесь; наденьте элегантное платье, а потом приходите и покажите этому лондонскому франту, что мы не превратились в замарашек, несмотря на то что вынуждены искать покоя и тишины вдали от большого света.

Тина промолчала. Герцогиня повернулась к лестнице, затем оглянулась. Лицо ее выражало полное дружелюбие.

— Бегите, дитя мое, — сказала она, — и не показывайте, как вы несчастны. Как бы вы к нему ни относились, он всего лишь мужчина, а мужчину всегда можно поставить на колени, и это самое подходящее для него место!

— Хорошо, пойду переоденусь, ваша светлость, — пролепетала Тина.

Она услышала, как, спускаясь вниз, герцогиня тихонько засмеялась, и удивилась: что так насмешило старую леди? Самой ей хотелось плакать — из-за тоски по недостижимому.

Тина стояла у окна своей спальни на Беркли-сквер и наблюдала, как старик крутит шарманку, а обезьянка в красном пальто танцует на мостовой, протягивая прохожим чашку.

Стоял мрачный, облачный день. Погода полностью соответствовала ее настроению. Она пыталась вспомнить, с какими радужными надеждами впервые приехала на Беркли-сквер, в одиночестве проделав долгий путь с севера, полная юношеской отваги и не пугающаяся никаких опасностей и трудностей, которыми чревато путешествие. Но вот прошло совсем немного времени, а ее уже пугают и подавляют мысли о будущем.

Путешествие из Уинча на Беркли-сквер было неприятным, потому что герцогиня пребывала в плохом настроении — бранила Абдула, придиралась к слугам, жаловалась на кучера — словом, вела себя так, как избалованная и очень властная старая леди.

У Тины было такое чувство, будто в Уинче она оставляет все самое дорогое, все, что имеет для нее значение, и направляется в неизвестность, внушающую страх. Тина пыталась уговаривать себя, что ее мысли смешны. В конце концов, сэр Маркус не единственный мужчина на свете, а в Лондоне у нее есть шанс встретить множество завидных женихов, и один из них, она была уверена, сделает ей предложение.