Прекрасная Идона с ужасом узнает, что отец перед смертью проиграл маркизу Роксхэму не только дом и имение, но и ее самое. Но как же великолепен оказался Роксхэм — неотразимый светский денди… Устав от запутанных и жестоких интриг высшего лондонского света, в который забросил ее каприз Роксхэма, Идона возвращается в деревню. Но маркиз следует за нею, и вскоре красавица понимает, что любовь — азартная игра — принесет ей наивысший выигрыш — счастье.
Примечание автора
В конце восемнадцатого — начале девятнадцатого столетия, особенно во времена Регентства, азартные игры приобрели небывалую популярность.
Игорный клуб Уотьера, в котором красавчик Брумель президентствовал несколько лет подряд, пользовался дурной славой: там играли ночи напролет, молодые щеголи пускали по ветру целые состояния и родовые поместья.
Страсть к азартной игре доходила до того, что ставки делались не только на лошадей, но и на что угодно, вплоть до движения мух по стене.
Конечно, все это было следствием безделья и скуки.
Второй лорд Олвэнли, известный щеголь, «прославился» больше других: он унаследовал не то шестьдесят, не то семьдесят тысяч фунтов стерлингов и тотчас принялся их проматывать, и очень скоро по уши увяз в долгах. Его состояние буквально таяло за игорным столом.
Чарльз Джеймс Фокс, блестящий, остроумный политик из партии вигов, сын очень богатого отца, получил блестящее образование — он обучался в Итоне, Оксфорде и объездил всю Европу. Но, к сожалению, юноша рано заинтересовался азартными играми, и этот интерес скоро превратился во всепоглощающую страсть, из-за которой он постоянно залезал в долги.
В двадцать пять — двадцать шесть лет он мог всю ночь напролет играть в кости, а затем выступать в палате общин с речью. Однажды он просидел за игорным столом с вечера до пяти утра и проиграл одиннадцать тысяч фунтов стерлингов — сумму по тем временам баснословную.
Но все это меркнет по сравнению со ставками генерала Блюхера. Посетив Лондон после отступления Наполеона из Москвы, он потерял в Карлтон-Хаусе двадцать пять тысяч фунтов стерлингов, то есть, войдя в игорный дом состоятельным человеком, покинул его почти без средств к существованию.
Глава 1
1817 год
Идона вернулась из сада с корзиной, полной нарциссов.
Девушка размышляла, как вплести их в венок, чтобы положить на могилу отца.
Родители дали ей скандинавское имя, означающее «Богиня весны», и, вероятно, поэтому она так трепетно относилась к весенним цветам, любила их больше пышных летних роз или осенних хризантем.
Ей часто вспоминалась легенда о Нарциссе, услышанная в раннем детстве от матери.
Девочка словно видела наяву молодого прелестного юношу на берегу лесного озера. Залюбовавшись собственным отражением, он попытался дотронуться до него, упал в воду и утонул.
Идона вспоминала, как она в ужасе вскрикнула, когда мать дошла до этого трагического момента, но леди Овертон, улыбнувшись, продолжила:
— Эхо — юная нимфа, безответно влюбленная в Нарцисса, — вместе с сестрами-нимфами, рыдая, прибежала к озеру, чтобы вынуть тело, но оно исчезло.
— Как грустно… — пробормотала Идона.
— Только белый цветок плавал на тихой глади воды… — продолжала мать. — И до сих пор можно услышать голос Эхо, зовущей Нарцисса.
Легенда захватила воображение Идоны, хотя тогда ей было лет шесть или семь.
Оставшись одна в саду или гуляя по лесу, она кричала и, слыша, как многократно повторяет эхо ее собственный голос, думала: это девушка зовет утонувшего Нарцисса.
Подойдя к красивому черно-белому дому в стиле Тюдор, она забыла о цветах и обратила мысли к тому, для кого они были собраны.
После смерти отца прошла неделя, но Идона все еще не могла поверить, что она больше никогда его не увидит.
Никогда больше он не подойдет к ней — красивый, немного легкомысленный, в высокой охотничьей шляпе, чуть сдвинутой набок, из-под которой виднелись темные волосы.
Отличный наездник, владелец хороших, хотя и не самых лучших, лошадей, он давал фору всем участникам охоты, даже владельцам великолепных животных. В поле он всегда был удачливее всех.
— Как же я потеряла тебя, папа? — шепотом спросила дочь.
Идона вошла в дом через дверь, ведущую из сада, и направилась в комнату, уставленную вазами и кувшинами, которая так и называлась — цветочная.
Именно здесь садовники, горничные, а в последние годы — они с матерью занимались цветами, составляя букеты, аромат которых наполнял комнаты, вытесняя затхлость веков, которую Идона ощущала в других домах.
Она поставила корзину на стол из сосновых досок в середине маленькой цветочной.
«Нарциссы, — думала она, — такие нежные, такие красивые, точно звездочки, упавшие с неба, и жаль ломать стебли, чтобы прикрепить к венку».
И Идона решила поставить их на могилу отца в низкой вазе: пусть стоят, как и на столах в гостиной. Не успела она вынуть из корзины первый нарцисс, как раздался резкий стук в дверь.
«Наверное, старый Эдам не слышит, — подумала она, — бедняга стал совсем глухой, а миссис