— Мисс Уидон! — крикнул граф. — Мисс Уидон, подождите!

Гардения бежала все быстрее и не оглядывалась. А сбавила скорость и перевела дух лишь тогда, когда приблизилась к дому Мабийон и начала подниматься по ступеням к парадной двери. Достигнув ее, она оглянулась и посмотрела на дорогу. Графа, к счастью, не было видно.

Своими высказываниями и намеками он безнадежно испортил ей день, день, начавшийся так хорошо. И поселил в ее душе дополнительные сомнения и тревоги.

«Зачем тетя принимает дорогие подарки от мужчин, когда у нее самой невероятно много денег?» — размышляла она, все больше запутываясь в странностях своей новой жизни.

Открывший ей дверь лакей посмотрел на нее с нескрываемым изумлением, но ни слова не сказал. Она взлетела вверх по лестнице и только закрывшись в комнате, почувствовала некоторое успокоение.

— Неужели теперь так будет всегда? Неужели только в пределах этой комнаты я могу ничего не опасаться? — прошептала она, обращаясь к пустоте.

С герцогиней они увиделись только после ленча. Гардения еще раз извинилась перед ней за то, что накануне вечером была не в состоянии поехать в театр, и послушно согласилась отправиться на прогулку.

Они вернулись несколько часов спустя. Выпив чашку чая в малой гостиной, герцогиня удалилась отдыхать. Гардения решила, что не должна разгуливать по дому, боясь вновь столкнуться с бароном в одном из пустынных коридоров. Поэтому направилась в библиотеку на первом этаже и принялась просматривать свежие газеты, заранее продумав, что в случае необходимости выбежит через потайную дверь и поднимется наверх по черной лестнице.

Не прошло и пары минут, как послышался звонок в парадную. Барон никогда не приходил так рано, тем не менее Гардения быстро отложила в сторону газету, поднялась на ноги, подбежала к той стене, где располагалась потайная дверь, в надежде найти кнопку, при помощи которой в первый вечер ее пребывания здесь экономка эту дверь открыла.

Ей казалось, она запомнила это место очень отчетливо, но кнопки нигде не было. Ее руки слегка дрожали, а сердце бешено колотилось в груди, когда, задыхаясь от волнения и жуткого страха, она исследовала боковую стенку шкафа и стену.

Раздался шум раскрывающейся двери.

Гардения вздрогнула и побледнела. А когда повернула голову, увидела барона. Он выглядел более угрожающе и отталкивающе, чем когда бы то ни было.

— А, Гардения! Если бы дворецкий не подсказал мне, где ты прячешься, я был бы вынужден разыскивать тебя по всему дому.

— Нам не о чем с вами разговаривать, — жестко и враждебно произнесла Гардения.

— Милое мое дитя! — воскликнул барон. — Я должен перед тобой извиниться. Боюсь, ты напугана моим вчерашним поступком. Я допустил ошибку, признаюсь. Не подумал, что ты можешь расценить мой жест как грубость. Пойми, я смотрю на тебя как на ребенка. Ты годишься в дочери моей дорогой подруге, герцогине. Я поцеловал тебя, как целуют дяди своих племянниц. Ничего другого этот поцелуй не означал, поверь мне.

Гардения растерянно моргнула.

«Быть может, я действительно сгущаю краски? — подумала она. — Барон — немец, а иностранцы сильно друг от друга отличаются… не исключено, что в Германии отцы целуют в губы своих дочерей, дяди — племянниц».

Враждовать с кем бы то ни было ей ужасно не хотелось. А с бароном тем более. Она с облегчением вздохнула и расслабилась.

— Мы должны быть друзьями, Гардения, — продолжил говорить барон. Его голос звучал мягко и вкрадчиво. — Мы оба любим одного и того же человека и оба хотим, чтобы этот человек чувствовал себя счастливым и не переживал по пустякам. Я говорю о твоей любимой тете, ты ведь понимаешь?

— Да, конечно, — ответила Гардения.

— Нам с тобой не следует ссориться. Тетя любит тебя, она сама не раз говорила мне об этом. В ее сердце ты заняла место, предназначенное для родных детей, а их у нее никогда не было.

Я для тебя, естественно, ничего не значу, но мне дорога герцогиня, и я всей душой желаю, чтобы она жила счастливо и не знала забот. Ты понимаешь меня?

— Понимаю, — ответила Гардения.

— Означает ли это, что я прощен?

— Да. — Она медленно кивнула.

— В таком случае давай забудем о неприятностях, вызванных простым недоразумением, и поговорим о другом, — сказал барон. — Я специально пришел сегодня пораньше, чтобы побеседовать с тобой наедине.

Гардения опять напряглась.

— О чем побеседовать?

— Сейчас я все тебе объясню, — ответил барон. — Сядь.

Гардения повиновалась, осторожно опустившись на край стула, сложив руки на коленях, выпрямив спину. Несмотря на то что она простила барона, верить ему не могла. Его глаза бегали, а каждое произнесенное им слово отдавало ложью. Подобные люди всегда ей не нравились.