Она задвинула шторы, погасила большой светильник, включила ночник и повернулась к двери, намереваясь уйти.

— Не оставляй меня! — взмолилась герцогиня. — Я сойду с ума, если ты уйдешь!

Гардения медленно опустилась на край тетиной койки.

Держа в руке бокал с бренди, герцогиня начала рассказывать племяннице о своей жизни.

Поезд мчался вперед по темноте ночи, мерно стуча колесами, а герцогиня сидела на койке и рассказывала, рассказывала, рассказывала. Казалось, она разговаривает не со своей молодой племянницей, а с ровесницей, умудренной жизненным опытом женщиной. С женщиной, способной все понять — насколько странно и необычно сложилась ее судьба, какие взлеты и падения ей выпало пережить.

Гардения внимательно слушала откровения тети и с каждым часом становилась все более взрослой, превращаясь из незрелой девушки в женщину.

Рассказ герцогини не шокировал ее, но помогал понять многие из тех вещей, которые в последнее время не давали ей покоя. Она осознавала, что зачастую вела себя слишком по-детски и наивно, и удивлялась тому, насколько необычные и крутые повороты иногда принимает жизнь.

Герцогиня мысленно перенеслась в прошлое и раскладывала по полочкам события минувших дней, будто хотела расстаться с воспоминаниями — горькими и сладостными, чтобы подготовить себя к неизвестности будущего.

Порой Гардении казалось, что, исчезни она из купе, тетя даже не заметит этого и будет продолжать говорить.

Она рассказывала о том, как приехала в Париж, о первом муже, который увлек ее и вырвал из монотонности и скуки родительского дома, а впоследствии проявил себя как отъявленный негодяй и зануда.

— Но это было для меня не так важно, — сказала герцогиня. — Приехав в Париж, я вдруг поняла, что обладаю огромной силой — своей красотой. Мужчины, как только я попадалась им на глаза, теряли голову. Со мной все хотели познакомиться, добивались этого любыми способами. Меня боготворили, по мне сходили с ума. Очень скоро я стала одной из самых известных женщин Парижа.

Герцогиня сделала паузу, во время которой вновь наполнила бокал. У нее уже слегка заплетался язык, но голова оставалась ясной, а мозг отлично работал. Она рассказывала о событиях своей жизни последовательно и понятно, как будто читала книгу.

— Я прожила в Париже два года и лишь потом повстречала герцога. Он, подобно другим мужчинам, сразу пал к моим ногам и заявил, что я — само воплощение красоты. Но в отличие от остальных моих поклонников оказался истинным ценителем прекрасного, своего рода экспертом. Красотой он жил, дышал, она была его страстью, его любовью.

Герцогиня усмехнулась.

— Все считали, что я в первый же день нашего с ним знакомства стала его любовницей. И очень ошибались. Все, что герцогу было нужно, так это любоваться мной.

Она искоса взглянула на племянницу.

— Никто не поверит, но он лишь смотрел на меня. Это доставляло ему наивысшее удовольствие. Я как статуя подолгу простаивала перед ним в красивых нарядах на фоне шелков с восточными узорами или на возвышении, которое он специально для этой цели велел соорудить в главной гостиной.

— И вы соглашались на подобное? — спросила Гардения.

Герцогиня улыбнулась.

— Если говорить предельно искренне, думаю, я и сама была влюблена в свою красоту. И потом, герцогу безумно нравилось смотреть на меня, а он по отношению ко мне был так добр и щедр!

— Означает ли это… что герцог никогда не был вашим мужем… по-настоящему? — осторожно поинтересовалась Гардения, стремясь лучше понять тетю.

— Он дал мне свое имя, свой титул, свои деньги, в другом я не нуждалась. В ту пору я была, что называется, холодной женщиной. Я любила, когда мной восхищались, но никому не позволяла до себя дотрагиваться. Конечно, мужчины из кожи вон лезли, надеясь вступить со мной в близость, но я не допускала ничего подобного. Никто мне не поверит, но я ни разу не опозорила своего супруга.

Герцогиня отхлебнула бренди. И продолжила:

— Женщины, естественно, меня ненавидели. Ведь мною увлекались не только холостяки и одинокие мужчины, но и чьи-то мужья, чьи-то сыновья. — Она тяжело вздохнула и задумчиво покачала головой. — Женщины мечтали, чтобы я страдала. И вскоре утешились.

— Что произошло? — встревоженно спросила Гардения.

— Герцог скончался, — ответила герцогиня. — И я почувствовала себя настолько одинокой и несчастной, что не знала, как быть. Все дело в том, что именно в тот момент я поняла, что старею. О, если бы ты знала, как страшно терять красоту, когда вся твоя жизнь построена именно на ней! Она ускользала от меня, и я была не в состоянии ее удержать…

— Но вы и сейчас красивая! — горячо возразила Гардения, всем сердцем желая утешить тетю.

Та усмехнулась.

— Я никогда не блистала умом, но дурой тоже не была. Я видела, как грубеет и расплывается мое тело, как увядает и покрывается морщинами лицо. И страшно страдала от безысходности, поэтому и начала пить. Женщины злорадствовали и не принимали меня в своих кругах, несмотря на то что мужчины уже не ходили за мной толпами. Тогда-то мне и пришла в голову мысль устраивать для своих старых друзей вечера азартных игр. Три раза в неделю. Я всегда обожала азартные игры.