Шрифт:
— Оставайтесь, если хотите, мой дорогой Мустон, но предупреждаю вас, что Париж запылает этой ночью.
Мушкетон не расспрашивал больше и заявил, что готов последовать за своим господином и за д'Артаньяном хоть на край света.
Карета поехала спокойной рысью, не внушавшей ни малейшего подозрения, что ее седоки очень спешат. Кардинал отер себе лоб носовым платком и огляделся.
Слева от него сидел Портос, справа д'Артаньян. Каждый охранял свою дверцу и служил кардиналу защитой.
На переднем сиденье, против них, лежали две пары пистолетов: одна перед Портосом, другая перед д'Артаньяном. Кроме того, у обоих друзей было по шпаге.
В ста шагах от Пале-Рояля карету остановил патруль.
— Кто едет? — спросил начальник.
— Мазарини! — с хохотом ответил д'Артаньян.
Волосы стали дыбом на голове кардинала.
Шутка пришлась горожанам по вкусу; видя карету без гербов и конвоя, они никогда бы не поверили в возможность такой смелости.
— Счастливого пути! — крикнули они.
Карету пропустили.
— Что скажете, монсеньер, о моем ответе? — спросил д'Артаньян.
— Вы умный человек! — воскликнул Мазарини.
— Да, конечно, — сказал Портос, — я понимаю…
На середине улицы Пти-Шан второй патруль остановил карету.
— Кто идет? — крикнул начальник.
— Откиньтесь, монсеньер, — сказал д'Артаньян.
Мазарини так запрятался между двумя приятелями, что совершенно исчез, скрытый ими.
— Кто идет? — с нетерпением повторил тот же голос.
Д'Артаньян увидел, что лошадей схватили под уздцы. Он наполовину высунулся из кареты.
— Эй, Планше! — сказал он.
Начальник подошел. Это был действительно Планше; д'Артаньян узнал голос своего бывшего лакея.
— Как, сударь, — сказал Планше, — это вы?
— Да, я, любезный друг. Портос ранен ударом шпаги, и я везу его в его загородный дом в Сен-Клу.
— Неужели? — сказал Планше.
— Портос, — продолжал д'Артаньян, — если вы можете еще говорить, мой дорогой Портос, скажите хоть словечко нашему доброму Планше.
— Планше, мой друг, — сказал Портос страдающим голосом, — мне очень плохо; если встретишь врача, будь добр, пришли его ко мне.
— Боже мой, какое несчастье! — воскликнул Планше. — Как же это случилось?
— Я тебе после расскажу, — сказал Мушкетон.
Портос сильно застонал.
— Вели пропустить нас, Планше, — шепнул ему д'Артаньян, — иначе мы не довезем его живым: у него задеты легкие, мой друг.
Планше покачал головой, как бы желая сказать: «В таком случае дело плохо!»
Затем обратился к своим людям:
— Пропустите, это друзья.
Карета тронулась, и Мазарини, затаивший дыхание, вздохнул свободно.
— Разбойники! — прошептал он.
Около заставы Сент-Оноре им попался третий отряд; он состоял из людей подозрительной наружности, похожих скорее всего на бандитов, это была команда нищего с паперти св. Евстафия.
— Готовься, Портос! — сказал д'Артаньян.
Портос протянул руку к пистолетам.
— Что такое? — спросил Мазарини.
— Монсеньер, — сказал д'Артаньян, — мы, кажется, сделали в дурную компанию.
К дверце подошел человек, вооруженный косой.
— Кто идет? — спросил этот человек.
— Эй, любезный, — сказал д'Артаньян, — разве ты не узнаешь карету принца?
— Принца или не принца, все равно, отворяйте! — сказал человек. — Мы стережем ворота и не пропускаем никого, не узнав, кто едет.
— Что делать? — спросил Портос.
— Надо проехать, черт возьми! — сказал д'Артаньян.
— Но как это сделать? — спросил Мазарини.
— Или они расступятся, или мы их переедем. Кучер, гони!
Кучер взмахнул кнутом.
— Ни шагу дальше, — сказал тот же человек, имевший вид начальника, — а то я перережу ноги вашим лошадям.
— Жаль, черт возьми! — сказал Портос. — Эти лошади обошлись мне по сто пистолей каждая.
— Я заплачу вам по двести, — сказал Мазарини.
— Да, но, перерезав им ноги, они перережут нам глотку.
— С этой стороны тоже кто-то лезет, — сказал Портос. — Убить его, что ли?
— Да, кулаком, если можете; стрелять будем только в самом крайнем случае.