На сей раз его ожидание было вознаграждено. Кристиан вышел из дома и, прогуливаясь среди деревьев, приблизился к тому месту, где поджидал коротышка в очках. Мужчина любовался легкой походкой Кристиана. С виду композитору было лет тридцать, хотя в том, как он совершенно бесцельно шел и останавливался, чтобы просто потрогать (но не сломать) босыми ногами упавшую веточку, было много детского.

– Кристиан, – позвал коротышка в очках.

Кристиан, пораженный, обернулся. За все эти годы с ним никто из Слушателей не заговаривал: это запрещалось. Кристиан знал закон.

– Это запрещено, – сказал Кристиан.

– Вот, – сказал коротышка в очках, протягивая ему какой-то небольшой черный предмет.

– Что это?

Гримаса исказила лицо коротышки.

– Ты только возьми его. Нажмешь на кнопку, и он заиграет.

– Заиграет?!

– Музыку.

Глаза у Кристиана широко раскрылись.

– Но это же запрещено: мне не полагается слушать произведения других композиторов, это плохо отразится на моем творчестве. Я стану подражателем и лишусь какой бы то ни было оригинальности.

– Цитируешь, – возразил мужчина, – ты просто цитируешь. Это музыка Баха. – В его голосе звучало благоговение.

– Я не могу, – сказал Кристиан.

Тогда коротышка покачал головой.

– Ты не знаешь. Ты даже не знаешь, что ты теряешь. Но я услышал это в твоих песнях, Кристиан, когда пришел сюда много лет назад. Тебе это нужно.

– Это запрещено, – возразил Кристиан, ибо его поразило уже то, что человек знает о противозаконности какого-то поступка и тем не менее готов его совершить. Кристиан не мог преодолеть необычность происходящего и уразуметь, что от него ожидают какого-то действия.

Вдалеке послышались шаги, потом чья-то речь, на лице коротышки отразился испуг. Он подбежал к Кристиану, сунул ему в руки магнитофон и бросился к воротам заповедника.

Кристиан взял магнитофон и подержал его в луче солнца, пробивавшемся сквозь листву. Тот матово поблескивал.

– Бах, – проговорил Кристиан и тут же добавил: – Кто он, черт побери, этот Бах?

Но магнитофон он не выбросил. Не отдал он его и женщине, которая подошла и спросила, с какой целью задержался коротышка в очках.

– Он оставался здесь не меньше десяти минут.

– Я видел его всего тридцать секунд, – возразил Кристиан.

– И что же?

– Он хотел, чтобы я послушал какую-то другую музыку. У него был магнитофон.

– Он дал его тебе?

– Нет, – сказал Кристиан. – Разве он не у него?

– Он, наверное, бросил его в лесу.

– Он сказал, это Бах.

– Это запрещено. Вот и все, что тебе следует знать. Если ты найдешь магнитофон, Кристиан, ты знаешь, что велит закон.

– Я отдам его тебе.

Она внимательно на него посмотрела.

– А ты знаешь, что произошло бы, если бы ты послушал это?

Кристиан кивнул.

– Очень хорошо. Мы его поищем, обязательно. До завтра, Кристиан. А в

следующий раз, если кто-то заговорит с тобой, постарайся не отвечать,

просто вернись в дом и запри дверь.

– Я так и сделаю, – пообещал Кристиан.

В ту ночь была летняя гроза, с ветром, дождем и громом, и Кристиан обнаружил, что не может заснуть. Не из-за музыки погоды – в его жизни бывали тысячи таких гроз, и он прекрасно спал. Уснуть ему не давал магнитофон, который лежал у стены за Инструментом. Кристиан прожил почти тридцать лет в этом красивом диком месте, наедине с музыкой, которую сам же и создавал. И вот теперь…

Теперь он испытывал жгучее любопытство. Кто он, этот Бах? Кто? Какая у него музыка? Чем она отличается от моей? Неужели он открыл что-то такое, чего я не знаю?

Какая у него музыка? Какая у него музыка? Какая у него музыка?

Он все гадал и гадал. До самой зари, когда гроза пошла на убыль, а ветер утих. Кристиан встал с постели, в которой не спал, а лишь ворочался с боку на бок всю ночь, вытащил магнитофон из тайника и включил его.

Сначала музыка зазвучала как-то странно, больше напоминая шум: чуждые, непонятные звуки, не имеющие ничего общего со звуками Кристиана. Но форма произведения была четкой и ясной, и к концу записи, которая не длилась и получаса, Кристиан уже имел ясное представление, что такое фуга, а звук клавесина потряс до глубины души.

Конец ознакомительного фрагмента.