Спокойным голосом дон Хуан сказал мне, что впервые в жизни я видел дух – Силу, которая поддерживает Вселенную. Он подчеркнул, что намерение не является чем-то таким, что можно использовать, чем можно распоряжаться или каким-то образом управлять. И тем не менее можно использовать его, распоряжаться и управлять им по своему желанию. Это противоречие, по его словам, и является сутью магии. Непонимание этого принесло многим поколениям магов невообразимые страдания и горе. Современные Нагвали, стремясь избежать непомерно высокой платы страданием, разработали особую систему поведения, называемую «путем воина», или безупречным образом действия, благодаря которой маги получают подготовку, развивая такие качества, как трезвость и внимательность.

Дон Хуан объяснил, что некогда, в далеком прошлом, маги проявляли интерес к общему связующему звену, посредством которого намерение связано со всем. Фокусируя второе внимание на этом звене, они обрели не только непосредственное знание, но и возможность его использования для совершения поразительных поступков. Однако они не приобрели трезвости ума, необходимой для полного управления всей этой силой.

И вот, размышляя над этим, маги решили фокусировать свое второе внимание на связующем звене только тех существ, которые наделены осознанием. Это включает весь ряд органических существ, а также еще один ряд, в который маги объединили так называемые неорганические существа, или союзников. Союзники, как свидетельствуют маги, являются существами, наделенными осознанием, но не жизнью в том смысле, в котором мы понимаем жизнь.

Но и это решение было неудачным, поскольку не прибавило им мудрости. Продолжая сужать круг поисков, маги сфокусировали свое внимание исключительно на звене, которое связывает с намерением только человеческие существа. Конечный результат ненамного превзошел прежний. Наконец маги произвели окончательное сужение и решили, что каждый маг должен иметь дело только со своей связью, но и это решение оказалось таким же неэффективным.

Дон Хуан сказал,'Что хотя различие между этими четырьмя областями интереса и значительно, но все же ни одна из них не давала удовлетворительных результатов. Поэтому в конце концов маги остановились на том, что их собственное связующее звено с намерением должно освободить их посредством зажигания огня изнутри.

Он заявил, что все современные маги должны постоянно бороться за достижение смолкания ума (внутренней тишины). Нагваль должен бороться особенно настойчиво, потому что он обладает большей силой, большей властью над энергетическими полями, которые определяют восприятие. Он в большей степени подготовлен и поэтому лучше знаком со сложностями безмолвного знания, которое является не чем иным, как непосредственным контактом с намерением.

Практикуемая таким образом магия становится попыткой восстановить наше знание намерения и снова обрести способность использовать его, не поддаваясь ему. И абстрактные ядра магических историй отражают оттенки постижения ступеней нашего осознания намерения.

Я понимал объяснения дона Хуана с совершенной ясностью. Но чем больше я понимал, чем яснее становились его утверждения, тем острее становилось мое чувство потери и подавленности. В какой-то момент я искренне решил покончить с собой прямо сейчас. Я чувствовал себя обреченным. Чуть не плача, я сказал дону Хуану, что ему не стоит продолжать объяснения, поскольку я знаю, что сейчас утрачу ясность мышления и что, когда я вернусь в состояние обычного осознания, я не буду помнить ничего из того, что только что видел или слышал. Мое мирское осознание навяжет мне свою укоренившуюся привычку повторяться и свою разумную, предсказуемую логику. Вот почему я чувствую себя обреченным. Я сказал ему, что ужасно обижен на свою судьбу.

Дон Хуан заметил, что даже в состоянии повышенного осознания я умудряюсь повторяться и время от времени навязываю ему надоедливое описание своих приступов ощущения бесполезности. Он сказал, что если мне суждено погибнуть, то это должно случиться в борьбе, а не в сожалениях или в чувстве жалости к себе. И не имеет значения, какой будет наша собственная судьба, пока мы лицом к лицу встречаем ее с предельной отрешенностью.

Его слова отозвались во мне чувством блаженства и счастья. Слезы текли по моим щекам, и я снова и снова повторял, что согласен с ним. Счастье было таким огромным, что я испугался, как бы моя нервная система не вышла из-под контроля. Я постарался напрячь все свои силы и прекратить это и вскоре почувствовал отрезвляющее действие своих умственных усилий. Но по мере того как я приходил в себя, ясность мышления начала рассеиваться. Я молча боролся, пытаясь стать и менее здравомыслящим, и менее нервным. Дон Хуан не проронил ни звука, предоставив меня самому себе.

К тому времени, как я восстановил равновесие, почти рассвело. Дон Хуан встал, вытянул руки над головой и напряг мышцы. Его суставы при этом похрустывали. Он помог мне встать и заметил, что прошедшая ночь дала мне большое просветление: я испытал, что представляет собой дух, и смог собрать в себе достаточно сил и совершить нечто такое, что внешне проявилось как успокоение нервозности, а на более глубоком уровне было очень успешным сдвигом моей точки сборки собственными усилиями. Затем он дал мне понять, что пора отправляться в обратный путь.

Мы добрались до своего дома около семи утра, как раз к завтраку. Я был голоден, но не устал. Мы покинули пещеру и на рассвете спустились вниз в долину. Дон Хуан вместо того, чтобы идти напрямик, выбрал окольный путь, который проходил вдоль реки. Он объяснил, что нам нужно немного проветрить мозги, прежде чем идти домой.

Я ответил, что с его стороны было очень любезно сказать «нам», поскольку на самом деле это было нужно только мне. Но он возразил, что действует не по доброте душевной, а исходя из системы практики воина. Воин, сказал он, всегда настороже, чтобы не попасть в ловушку негибкого человеческого поведения. Воин всегда магичен и безжалостен, это скиталец с самыми утонченными вкусами и намерениями, чья задача – все больше оттачивать свои острые края, маскируя их при этом так, чтобы никто не мог заподозрить его в безжалостности.