В смятении послали воротные спросить войсковых заправил. Тем часом уже началась заутреня. Кагальницкие богомольцы мерзли под ветром возле стены. Завилась метелица, ветер свистал, летел снег...

Наконец вышел на стену есаул Самаренин.

– А сколь вас в приезде? – спросил он, еще не дав разрешения отпирать ворота. – А кто у вас старший?..

После долгих расспросов впустили намерзшихся богомольцев в город, но даже в натопленной, полной народом, жаркой церкви долго они не могли согреться.

– Турки так православных людей ко гробу господню молиться пускают – с опаской да счетом! – ворчали раздраженные казаки.

– Опасаются крепко, – сказал Степан, – а все же я мыслю, что в город войти не тяжкое дело. Вот сам соберусь...

Митяй Еремеев, бывший с богомольцами в Черкасске, успел расспросить верного казака, как живет Черкасск, и узнал от него – войсковая старшина ждет указа царя о том, что им теперь делать.

Казаки, не знавшие, что богомолье в Черкасске затеял сам атаман, смеялись над незадачливыми молельщиками.

На масленицу в Кагальницком городке недоставало вина. Разин велел разукрасить лентами лошадей и сани. В передние пошевни сел он сам. По остальным рассадил казаков и казачек, скоморохов с гудками, сопелями и волынками, ряженых в вывернутых тулупах – и с колокольчиками, бубенцами пустился вдоль Дона в Черкасск. Были густые сумерки, когда двадцать троек по зимнему льду подкатили к воротам Черкасска.

– Эй, воротные! – крикнул Разин.

– Кто там? – отозвались сверху.

– Сосед Степан Разин проведать наехал. Давай отворяй ворота, да живо! За проволочку башки посорву! – крикнул Разин.

– Не гневайся, атаман Степан Тимофеич, бегу отворять! – обалдело откликнулся с башни сторожевой казак, скатившись кубарем к воротам.

Ворота отворились. Степан, правя первою тройкой, шумно въехал в Черкасск.

– Бегите-ка к крестному, пек бы блины: в гости едем! Вот только в кабак завернем! – крикнул он, и весь праздничный поезд с песнями, с бубнами, с криком, встревожив черкасских собак, подняв гвалт по улицам, полетел к кабаку.

Из кабака погрузили в сани пять бочек вина. Разин кинул кабатчику горсть серебра сверх платы за взятые бочки.

– Всем нынче задаром пить наше здоровье в Черкасске! Услышу, что денежку взял с кого, я тебя вверх ногами в воротах повешу! – сказал он кабатчику, чтобы слышали все «питухи».

Приезжие гости мазали пьяниц сажей, пили вино, плясали, горланили песни.

Налили два ведра вина, поднесли по глотку лошадям.

– Не спои коней, черти! На пьяных куда скакать?.. Разнесут! – останавливали пожилые казаки.

– Да мы помаленечку, лишь для веселья! – смеялась озорная, расходившаяся молодежь.

Когда погружали в сани вино, к кабаку прибежал посланец Корнилы.

– Степан Тимофеич! Корнила Яковлич кланяться приказал, к дому просит! – сказал казак. – Свежую семгу к блинкам-то пластать велел, – тихонько добавил он.

– Вот беда так беда-а! – с досадой воскликнул Разин. – Уж так-то я семгу люблю! Да ты скажи батьке крестному: коренник у нас потерял подкову, поскачем искать, пока затемно, – кто бы другой не поднял! На тот год в сю пору назад обернемся. И-ихх ты-ы-ы! – гикнул он на коней, и весь поезд за ним помчался назад, к городским воротам, нарочно в объезд вокруг всего города, мимо атаманского дома и войсковой избы...

По пути, перед выездом из Черкасска, пока отворяли ворота, в темноте к ним в сани молча ввалились какие-то четверо черкасских казаков.

Выехав за городские ворота, разинцы выхватили из-под сена, настеленного в санях, мушкеты и открыли такую пальбу вверх, что черкасские казаки по всему городу повыскакивали из домов посмотреть, не идет ли на улицах бой.

Встречая веселый поезд в Кагальнике, любители пьянства уже заранее подмигивали друг другу, но вскоре узнали, что по какой-то «оплошности» из черкасского кабака во всех бочках вместо вина был привезен порох...

– И вправду народ говорит, что батька колдун! С таким «колдуном» и царское войско не страшно! – посмеивались казаки, гордясь своим атаманом.

В Черкасске старшина была в смятении от ночного наезда Разина.

– До того уж дошло, что ворье к нам в кабак, как домовь, пировать наезжает! Староват стал Корней. Не минуть нам обирать себе нового атамана! – ворчали домовитые казак", еще не зная о том, какое «вино» увез с собой Разин.

Подошла и весна. Перед пасхой Степан отправил в Черкасск посланцев сказать, чтобы не было больше такого, как в рождество, а вздумают не пускать куличи святить в церкви, то на себя бы пеняли... В четверг на страстной неделе пришел ответ: Корнила велел сказать, что кто хочет в церковь, пусть едут с вечера святить куличи, а ночью ворота будут закрыты и впуска не будет, – мол, крымцы, безбожники, могут и ночью напасть...