Шрифт:
Он растерянно сник:
— Все — ваши?
Она развела руками:
— Увы — да.
— Но что же я вам подарю?
Он был сильно расстроен.
Она подумала: “Нет, не зря я надела свое новое розовое платье, и прическу сделала тоже не зря, даже губная помада оказалась не лишней”.
Глянула исподлобья (знала, что так особенно хороша), усмехнулась кокетливо и, скрывая остатки смущения, тихо спросила:
— Почему вы хотите подарить мне цветы?
Он улыбнулся:
— Не только цветы.
Краснея, она воскликнула:
— Не только цветы? Что же еще?
— Я весь мир хотел бы вам подарить.
Ее тонкие брови взлетели вверх:
— Но почему? Почему?
Он смущенно признался:
— Потому, что вы… девушка моей мечты.
Глава 8
Дверь притворилась, и мы с Фросей опять остались одни: одни в комнате, но не в доме.
— Только попробуй теперь меня обвинить в дурацком приколе, — воскликнула я.
— Не собираюсь, — лаконично ответила Фрося, и даже в сумраке было видно, что она стала мела белей.
“Неужели и Ефросинья все поняла?” — подумала я и спросила:
— Не собираешься? Почему?
Ответ прозвучал в форме вопроса:
— Знаешь, кто этот здоровущий мужик?
— Шеф, — буркнула я, — их “батяня”. Верзилы перед ним навытяжку все стояли.
Фрося, округляя глаза, сообщила:
— Это Боря, местный крутой, воротила, мафиоза и черт знает кто там еще! Сонечка, мы попали в такой переплет, что вряд ли выйдем отсюда живыми!
— Да-ааа?!
И вот тут-то разум мне отказал, что частенько бывает. Почему-то вдруг захотелось вернуться к привычной версии, более безопасной.
— Хватит меня пугать, — брякнула я, — этот Боря тоже прикол. Часть твоего прикола.
— Да нет же, — горячась, воскликнула Фрося. — Это зверь и убийца, настоящий бандит, Борис Вырвиглаз по кличке Якудза.
— Не пыли мне мозги! — гаркнула я. — Ты сама про прикол говорила!
Фрося вдруг согласилась:
— Да, говорила.
— Тогда объясни, что имелось ввиду.
— Как обычно, я решила над тобой подшутить и расклеила по городу объявления с фотографией и текстом, мол разыскивается преступница, аферистка…
Я разъярилась:
— Ты лжешь! Ты о другом говорила! Что ты имела ввиду, когда насчет долларов меня распекала и ворчала, что здесь это стоит дешевле?
Фрося горестно сообщила:
— Я всего лишь хотела сказать, что Москва, это другая страна. У нас все дешевле и проще. И касалось это не моего прикола, а твоего. Я-то подумала, что ты мне в отместку дуркуешь: заплатила верзилам, вот они по городу нас и катают. Уверяю, за семьсот долларов здесь тебя увезут на Луну, а не то, что за город.
Мне стало нехорошо.
— Так говоришь, это Борис Вырвиглаз? — спросила я, смутно ощущая реальность.
Фрося с искаженным страхом лицом подтвердила:
— Да, по кличке Якудза.
— А кличку свою он как получил? — грациозно стирая капельку пота, спросила я.
— Как-как, ясно как. За жестокость восточную и беспредел. В нашей области его даже куры боятся.
— Ой-е! — воскликнула я, хоть и склонна к тому никогда не была: грубостей не терплю с тех самых пор, как полюбила искусство.
Фрося моя тяжко вздохнула и мечтательно прошептала:
— Пожить бы еще…
И зловеще присовокупила:
— Так не хочется умирать.
— Ни с того ни с сего, — дополнила я и меня обдало кладбищенским холодом.
Как-то сразу захотелось домой, к мужу, к Роберту, под бочок к любимой свекрови…
Вот что меня всегда поражает — даже на самом краю могилы — так это народная мудрость.
Как умен наш народ!
Как он прав, когда говорит: “Помяни черта, он и рога высунет”.
Я только мысленно свекровь свою помянула, а она уже тут как тут: сотовый зазвонил, я трубку к уху прижала, а оттуда вопль Вельзевула:
— Невестка, ты где!
Повадилась своло…
Да что такое? Откуда прет эта грубость? Из меня, из нежнейшей натуры! Сама себе удивляюсь! Вот до чего нас доводит российская жизнь, беленьких и пушистеньких.
Так вот, продолжаю: повадилась мать наша с Робертом невесткой меня называть, будто нет у меня знаменитого имени. Ну да ничего, я в долгу не осталась: свекровушкой нежно ее зову.
Правда, созвучно с коровушкой?
В этом мой тонкий прикол.
— Свекровушка, — ей отвечаю, — я здесь.