С этими словами он закрыл ставни, которые только минуту назад открыл. Потом он вернулся к стулу у кровати магистрата и сел.

— Что-нибудь… — Вудворд запнулся, потому что голос у него все еще был слаб. Горло снова заметно болело, ныли кости, но он не хотел приставать к Мэтью с этими тревожащими вестями накануне казни. — Что-нибудь случилось? У меня слух, похоже, отказывает, но… кажется, я слышал колеса фургонов… и сильную суматоху.

— Некоторые жители решили уехать из города, — объяснил Мэтью, стараясь говорить небрежно. — Подозреваю, что это как-то связано с сожжением. На улице произошла неприглядная сцена, когда мистер Бидвелл встал посередине, пытаясь их отговорить.

— Ему это удалось?

— Нет, сэр.

— Ах, бедняга. Я ему сочувствую, Мэтью. — Вудворд положил голову на подушку. — Он сделал все, что мог… но Дьявол смог больше.

— Согласен, сэр.

Вудворд повернулся получше посмотреть на своего клерка.

— Я знаю, что мы последнее время… во многом были несогласны. Я сожалею о любых сказанных мною суровых словах.

— Я тоже.

— Я также понимаю… какие у тебя сейчас должны быть чувства. Подавленность и отчаяние. Потому что ты все еще веришь в ее невиновность. Прав ли я?

— Вы правы, сэр.

— И ничем… ничего я не могу сказать или сделать, чтобы тебя переубедить?

Мэтью вымученно улыбнулся:

— А я вас, сэр?

— Нет, — твердо ответил Вудворд. — И я подозреваю, что… мы никогда в этом деле не найдем общий язык. — Он вздохнул, на лице его отразилось страдание. — Ты, конечно, не согласишься… но я призываю тебя отложить в сторону очевидные эмоции и рассмотреть факты, как это сделал я. Свой приговор я вынес… на основании этих фактов, и только фактов. Не на основе физической красоты обвиняемой… или ее мастерстве выворачивать слова… или злоупотреблять разумом. На фактах, Мэтью. У меня не было иного выбора… как объявить ее виновной, и приговорить именно к такой смерти. Как ты не можешь понять?

Мэтью не ответил — смотрел на собственные сложенные руки.

— Никто никогда мне не говорил, — тихо сказал Вудворд, — что быть судьей легко. На самом деле мне было обещано… моим учителем… что это как железный плащ: раз надев его, никогда не снимешь. Оказалось, что это — вдвойне правда. Но… я всегда старался быть справедливым и старался не ошибаться. Что еще я могу сделать?

— Больше ничего, — ответил Мэтью.

— А! Тогда, быть может… мы все-таки еще найдем общий язык. Ты это будешь понимать куда лучше… когда сам наденешь железный плащ.

— Не думаю, что это случится, — прозвучал ответ, который Мэтью даже не успел обдумать.

— Это ты говоришь сейчас… и это в тебе говорят молодость и отчаяние. Твое оскорбленное чувство… правоты и неправоты. Тебе сейчас видна темная сторона луны, Мэтью. Казнь заключенного… никогда не бывает радостным событием, каково бы ни было преступление. — Он закрыл глаза: силы покидали его. — Но какая радость… какая легкость… когда удается найти истину и возвратить свободу невиновному. Одно это… оправдывает железный плащ. Ты это сам увидишь… когда Бог даст.

Легкий стук в дверь объявил о посетителе.

— Кто там? — спросил Мэтью.

Дверь открылась. На пороге стоял доктор Шилдс со своим саквояжем. Мэтью заметил, что со времени убийства Николаса Пейна доктор так и ходил осунувшись, с запавшими глазами — такой, каким нашел его Мэтью тогда в лазарете. Если честно, то Мэтью казалось, будто доктор страдает под собственным железным плащом. Чуть влажное лицо Шилдса стало молочно-бледным, глаза слезились и покраснели под увеличительными стеклами очков.

— Извините за вторжение, — произнес он. — Я принес магистрату дневную дозу.

— Входите, доктор, входите! — Вудворд даже сел в постели, с нетерпением ожидая целительного средства.

Мэтью встал и отошел, чтобы доктор Шилдс мог дать лекарство. Доктор сегодня утром еще раз — как вчера — предупредил, чтобы магистрату не говорили о происходящих в Фаунт-Рояле событиях, на что у Мэтью хватило бы собственного здравого смысла без всяких предупреждений. Доктор согласился с Мэтью, что, хотя магистрат, кажется, и поправляется, лучше будет не напрягать его здоровье разрушительными новостями.

Когда лекарство было проглочено и Вудворд снова улегся ожидать драгоценного сна, Мэтью вышел за доктором Шилдсом в коридор и закрыл дверь.

— Скажите мне, — начал Мэтью осторожно, — ваше честное и профессиональное мнение: когда можно будет увезти магистрата?

— Ему с каждым днем все лучше. — Очки съехали вниз по носу, и доктор подвинул их на место. — Я очень доволен его реакцией на лекарство. Если все пойдет хорошо… я бы сказал, через две недели.

— Что значит «если все пойдет хорошо»? Он ведь вне опасности?