— Как ночка, вахтенный? — прогудел он жизнерадостно. — Вот именно, бодрит. Обстановочка хуже некуда. Куда-то разбежались наши цыплятки в этот чудный вечерок?

Он стал вглядываться в снежную пелену; окинул взором горизонт, потом отвернулся.

— Провалились в тартарары, а может, и дальше...

— Да нет, все не так уж и плохо, — усмехнулся Кэррингтон. Пришедший на флот из запаса, бывший капитан торгового флота (Вэллери всецело ему доверял), капитан-лейтенант Кэррингтон был человеком, неразговорчивым и почти никогда не улыбался. Но между ним и Тэрнером — этими превосходными моряками — давно возникла симпатия и взаимное уважение. — Иногда можно разглядеть авианосцы. Но Боудену и его присным их координаты известны с точностью до дюйма. По крайней мере, они так утверждают.

— Не дай Бог, чтобы старина Боуден услышал вас, — заметил Маршалл. — По его мнению, радар — это единственный шаг вперед, который род людской сделал с той поры, как слез с деревьев на землю. — Ежась от холода, он повернулся спиной к пронизывающему ветру. — Во всяком случае, я бы поменялся с ним местами, — прибавил он мечтательно. — Стужа тут почище, чем у нас зимой в Альберте!

— Вздор, мой мальчик, сущий вздор! — загрохотал старпом. — Ну и хлипкая же пошла нынче молодежь. Именно такой и должна быть жизнь всякого уважающего себя мужчины. — Тэрнер с жадностью вдохнул ледяной воздух и повернулся к Кэррингтону. — Кто с вами на вахте, первый?

От нактоуза отделилась темная фигура и направилась к нему.

— Ах, вот вы где. Ну-ну. Могу поклясться, это не кто иной, как штурманский офицер господин Карпентер. Как всегда, при деле и с шиком одетый. Знаете, штурманец, в этом одеянии вы смахиваете на помесь водолаза и человека с реклам, призывающих покупать шины «Мишлен»!

— Три ха-ха, — грустно ответил Капковый мальчик. — Смейтесь и издевайтесь, сэр, пока ваш черед. — Он любовно погладил свой капковый комбинезон. — Что-то вы запоете, когда мы все окажемся в одном бульоне. Вы все, пойдете ко дну или замерзнете, а я буду в тепле и уюте докуривать которую по счету сигарету...

— Разговорчики! Ступайте. Какой курс, первый?

— Двадцать три градуса. Скорость пятнадцать узлов.

— Где командир?

— В укрытии. — Кэррингтон кивнул .головой в сторону бронированного помещения в задней части мостика. Оно служило основанием дня поста управления огнем. В кожухе, проходившем через укрытие, находились кабели, во которым передавались данные ддя управления огнем. В помещении стояла жесткая койка для командира корабля.

— Спит, надеюсь, — прибавил он. — Хотя очень сомневаюсь. Командир приказал вызвать его в полночь.

— Зачем? — поинтересовался Тэрнер.

— Не знаю. Наверное, для порядка. Хочет посмотреть, как идут дела.

— Приказ отменяется, — проронил Тэрнер. — Командир обязан сам подчиняться распоряжениям, особенно когда они исходят от доктора. Беру на себя полную ответственность. Доброй ночи, первый.

Дверца захлопнулась, и Маршалл нерешительно повернулся к старпому.

— Я относительно командира, сэр. Понимаю, это не мое дело... — продолжал он, поколебавшись. — Он что, не совсем здоров?

Тэрнер мгновенно обернулся. Голос его был удивительно спокоен.

— Если бы Бруксу удалось настоять на своем, Старик давно лежал бы в госпитале. — Помолчав с минуту, он добавил:

— Но, боюсь, даже в этом случае было бы поздно.

Маршалл ничего не ответил. Не находя себе места, он стал расхаживать по мостику, потом отправился на ют к щиту управления прожекторами левого борта.

Минут пять до старпома доносился приглушенный говор. Когда Маршалл вернулся, он с любопытством поднял на него глаза.

— Пытался потолковать с Ральстоном, сэр, — объяснил минный офицер. — Я решил, что если он и станет с кем разговаривать, то это со мной.

— Ну и как?

— Он действительно говорит, но только о том, о чем сам захочет. Об остальном — ни звука. Мне так и мерещится табличка у него на груди: «Частная собственность. Вход воспрещен». Очень учтив, очень вежлив и совершенно нелюдим. Будь я проклят, если знаю, как с ним быть.

— Оставьте его в покое, — посоветовал Тэрнер. — Тут ничего не поделаешь. — Он покачал головой. — Ну и подло же обошлась с ним жизнь!

Снова воцарилась тишина. Снег валил не так густо, но ветер по-прежнему крепчал. Диковато завывал в мачтах и такелаже, сливаясь с жутким звенящим щелканьем гидролокатора. Эти тревожные звуки точно скребли по сердцу, пробуждая первобытные страхи, давно приглушенные в человеке под влиянием цивилизации. Гнусную эту симфонию экипаж корабля возненавидел лютой ненавистью.

Пробили одну склянку — половина первого; две склянки — час; три — половина второго. Тэрнеру вспомнилось о существовании таких приятных вещей, как кофе и какао. Что выбрать — кофе или какао? Он остановился на какао — напиток этот бодрящ и питателен. Он повернулся к посыльному. Это был Крайслер, брат старшего акустика.