Шрифт:
— Кто еще жалуется? — поинтересовалась Софи.
— Группа, называющая себя «Двойное Проклятие».
— Никогда не слышала о них.
— Я сказал Эккерману, что совершенно неизвестная группа получает такую же рекламу, как «Блеск Плевка». У него как будто есть полтора-два часа эстрадного времени. Ровно столько, сколько нам нужно для выступления. И если мы не возьмем это время, ребята, он первым выпустит проклятое «Двойное Проклятие»!
— Мне не особенно хочется открывать концерт, — сказала Софи. — Самая большая толпа соберется только ночью. Мы должны быть предпоследними в воскресенье.
— Воскресенье — плохой день, — возразила Грас. — Людям на следующий день нужно рано вставать и идти на работу.
— Кто будет предпоследним в субботу ночью? — спросил Сил.
— Догадываешься?
— Да, — сказал Сил.
— Как бы там ни было, Эккерман сообщит нам решение банка. Я попросил его напомнить банкирам, что мы не берем гонорар за свое выступление и что они поступают недобросовестно, обижая нас, когда можно прийти к согласию. Он пообещал передать им это. Пусть уж лучше он.
— Мы получим рекламу, — успокоила его Софи. — Не переживай.
— Будем надеяться, — сказал Джиб. — Пока в самом верху три другие группы, а мы почти в самом низу в компании с группами наподобие «Роз Моисея».
— Кто это такие «Розы Моисея»? — спросила Софи.
— А черт их знает.
— Мы получаем хорошую рекламу или отказываемся выступать, — внес предложение Сильвер. — Коротко и ясно.
— Это наш единственный выход. Сил, — одобрила его Грас, словно это было решение Сила, а не Джиба.
О-о-о!
— А теперь расскажи, что у тебя за идея, — продолжила она и, не сводя с него глаз, улыбнулась ему.
— Мы будем репетировать песню о любви, — сообщил Сил.
Закусочная, где Паркер намеревался угостить Кэти Херреру обедом, называлась «Бифштексная». Основными ее посетителями были старшие полицейские чины, среди которых у Паркера было очень мало знакомых. Но он надеялся произвести на нее такое впечатление, будто водит компанию с начальством.
Вчера две городские газеты обрушились на убийцу пачкунов, одна — в своем утреннем выпуске, а другая — в вечернем. Питеру Уилкинсу, убитому адвокату, в утренней газете была посвящена статья, озаглавленная "Тайный пачкун".
Это был помещенный на четвертой странице краткий очерк жизни преуспевающего адвоката, который по ночам развлекался, загаживая стены зданий.
Вечерняя газета напечатала статью под названием
Идешь пачкать стены — поручи душу Богу (кто следующий?)
С подзаголовком «Их удел — смерть». Слабая журналистская поделка, попытка показать, как три совершенно разных человека — адвокат, пачкун-ветеран и новичок-иммигрант — погибли при сходных обстоятельствах от руки неизвестного убийцы, которого газета окрестила «одержимым навязчивой идеей человеком, которому не спится». Газетчики поинтересовались отношением горожан к пачкунам. Им всем задали один и тот же вопрос: «Что нам делать с пачкунами?» Были опрошены телефонистка, почтальон, рабочий-строитель, акушер и женщина, протестовавшая против продажи порнографии в магазинах. Они высказали самые различные мнения.
Телефонистка заявила, что пойманных пачкунов следует приговорить к ношению одежды с надписью «Я вандал» и заставить их при стечении народа, под конвоем, счистить пачкотню со всех городских стен.
Акушер сказал, что, подобно Норману Мейлеру, он рассматривает рисунки и надписи на стенах как одну из форм искусства в испанском стиле мачо, имеющую эстетическую и политическую ценность. И кстати, что случилось со свободой слова в нашей стране?
По мнению женщины, противницы порнографии, пачкотня — не такое уж опасное оскорбление нравов по сравнению с порнографией, инспирирующей различные половые преступления и в том числе изнасилование, жертвами которого стали миллионы женщин.
Рабочий-строитель заявил, что всякого пойманного на месте преступления пачкуна нужно расстреливать.
Почтальон сказал, что ему некогда разговаривать.
Паркер был полностью согласен с рабочим-строителем, но он не мог высказать своего мнения Кэти, потому что ее сына застрелили в тот момент, когда он разрисовывал стену. Сыщик не был даже уверен, видела ли она вечернюю газету, которая представила мальчишку Альфредо Херреру в очень неприглядном свете. Сообщалось также, что они с матерью заявились в страну из города Франциско-де-Макорис, пользующегося сомнительной репутацией. Сбытчики везут оттуда в Штаты наркотики, а из Штатов в Доминиканскую республику — деньги, вырученные от продажи наркотиков. В связи с этим газета задала вопрос, не был ли Херрера звеном печально знаменитого лоскубаносовского кольца наркотиков. Паркер склонен был согласиться с утверждением, что все латиноамерикашки так или иначе связаны с торговлей наркотиками, но он держал это мнение при себе, прежде всего потому, что Каталина Херрера была уроженкой Латинской Америки, хотя и звалась Кэти.
Вместо этого он помахал рукой мужчине, с которым до этого встретился лишь один раз, в суде, где они оба выступали свидетелями по одному делу. Помощник инспектора сидел за столом при всех регалиях в обществе трех своих приятелей-начальников. Все они с важным видом ковырялись вилками в стоявших перед ними огромных порциях бифштекса с яичницей.
— Инспектор, — произнес Паркер и дружески кивнул ему головой. Инспектор смущенно оглянулся, но на кивок ответил. — Мой хороший друг, — сказал Паркер Кэти и прибавил: — Не выпьете ли чего-нибудь перед обедом?