Шрифт:
— Как изъять его?
— Ходатайствуя в суде в вашу пользу. Я так думаю.
— Так, значит, по-вашему, я должен выложить свои собственные деньги, чтобы получить неизвестно какую сумму, которую оставил мне брат.
Если он тебе вообще что-нибудь оставил, подумал Клинг и произнес:
— Я думаю, это дело не входит в компетенцию полиции.
Но, может быть, он ошибался.
Старый Город.
Разбитый океанскими волнами мол все еще стоит там, где много столетий назад его соорудили голландцы. На нем красуются огромные пушки, и хотя их стволы уже давно залиты цементом, кажется, что они и сейчас оберегают побережье Атлантики от вторжения. Если посмотреть со стороны мола на оконечность острова, то можно увидеть пенящиеся воды Дикса и Харба. А там, где обе реки сливаются, бурлят встречные потоки. Ревет ветер, завывает на узких улицах, по которым когда-то ездили конные повозки, а теперь не могут разминуться две машины. В давние времена эти улицы были застроены двухэтажными деревянными тавернами, лишь немногие из них дожили до наших дней. Теперь там взметнулись в небо железобетонные здания, кишащие адвокатами и финансистами. В одном из этих зданий и расположилась фирма «Осборн, Уилкинс, Промонтори и Кольберт».
— Мне нравится открывающийся отсюда вид, — проговорил Паркер. — Эта часть города.
Они шли по коридору к огромному, во всю стену, окну, из которого были видны окутанные мглой небоскребы. Время приближалось к пяти часам. Они не позвонили заранее, и Клинг теперь гадал, примут их или нет. Паркер сказал ему, что очень любит являться к людям неожиданно, чтобы застать их врасплох. Паркер считал себя мастером на всякого рода сюрпризы. Может быть, он и был им на самом деле.
Сегодняшним сюрпризом было появление его на работе небритым. По мнению Клинга, вряд ли было разумно приходить в известную адвокатскую контору без предупреждения и к тому же небритым.
В приемной секретарша попросила их представиться.
Паркер махнул своим полицейским значком и сказал ей, что они хотели бы побеседовать с мистером Кольбертом, если, конечно, он сможет уделить им несколько минут своего времени. И Паркер, и Клинг недолюбливали юристов. Кроме окружных прокуроров, им приходилось общаться только с адвокатами, многие из которых посидели в креслах окружных прокуроров. Все они решительно подвергали сомнению свидетельские показания, добытые полицейскими, и выставляли их грубиянами, расистами и насильниками, выбивающими показания из подследственных. Питер Уилкинс был адвокатом, и он погиб. Сегодня утром его брат поднял вопрос о завещании. Его существование было сомнительным, так же как и упоминание в нем брата. И они пришли сюда, чтобы проконсультироваться у другого адвоката, который был партнером Питера Уилкинса. А вот и он сам вышел из кабинета в приемную и поздоровался с гостями.
Это был тот самый мужчина, с которым Клинг встретился у Дебры. Около 35 лет. Некрасивое скуластое лицо, усы, темные глаза, очки. Одет в тот же самый коричневый костюм, в котором был на поминках. Воротничок, пристегнутый к рубашке пуговицами, галстук в полоску. Высокий, угловатый.
— Входите, пожалуйста, господа, — сказал он, протягивая руку. — Что-нибудь узнали?
— Нет. Нет еще, — ответил Клинг.
— Мы хотели бы задать вам несколько вопросов, — проговорил Паркер, — если вы согласитесь ответить на них.
— Охотно. Проходите, пожалуйста, — сказал адвокат, пропуская полицейских в свой кабинет и закрывая за ними дверь. Огромное, во всю стену окно, за которым открывался захватывающий дух вид с высоты птичьего полета. Большой деревянный стол, заваленный документами в синих папках, полки, прогибающиеся под тяжестью толстых книг по праву.
На стенах — университетские дипломы в рамках. Кольберт сел за стол, спиной к окну-стене.
— Итак, — сказал он. — Чем могу служить?
— Сегодня утром ко мне приходил мужчина, назвавшийся Дэйвидом Уилкинсом, — сообщил Клинг. — Вы его знаете?
— Брат Питера. Да. Знаком с ним.
— Насколько я понял, он и миссис Уилкинс недолюбливают друг друга.
— Мягко сказано, — улыбнулся Кольберт.
— Плеснула шампанским ему в лицо. Как вам это нравится? — поинтересовался Паркер.
— А он облил ее непристойной бранью. На ее собственной свадьбе. Представляете? Никогда не видел ее такой разгневанной.
— Вы там были?
— Да. Мы дружим втроем... — он покачал головой. — Простите. Никак не могу свыкнуться с мыслью, что Питера нет, — он вздохнул, снова покачал головой. — Да, я был там. Я был лучшим другом Питера. Правда.
— Уилкинс думает, что его брат оставил завещание, — сказал Клинг.
Кольберт промолчал.
— И что он упомянут в нем, — прибавил Паркер.
Кольберт не проронил ни слова.
— Известно ли вам, это завещание существует? — спросил Клинг.
— Зачем вам нужно это знать? — поинтересовался Кольберт.
— Ну... совершено убийство, — начал объяснять Клинг, — и нам хотелось бы узнать все...
— Мой коллега хочет сказать вот что, — прервал его Паркер. — В криминалистике известны случаи, когда одни люди убивают других людей, чтобы унаследовать их деньги. Вот, что, по-моему, он хочет сказать.
— Понимаю. Итак, вы думаете...
— Мы пока еще ничего не думаем, — сказал Клинг. — Мы пытаемся...
— Мы думаем вот что, — снова прервал его Паркер. — Уилкинс ведет себя очень странно. Оскорбил невестку на ее собственной свадьбе и теперь воображает, что брат упомянул его в своем завещании. Вот что мы думаем. Это может иметь значение для нашего дела.
— Так существует завещание? — спросил Клинг.
— Вы подразумеваете завещание, в котором Дэйвид Уилкинс упомянут как наследник? Или просто оставленное Питером Уилкинсом завещание?