– Нет, не случайность, – терпеливо возразила Миллисент, выпрямляя правую руку Лайона и ловко поправляя одеяло у него на груди. – Ждать осталось недолго. Твое тело исцеляется.

Глядя на пушистые локоны Миллисент, Лайон с удивлением подумал, почему он никогда не говорил жене, как ей идет эта прическа.

– Тебе не холодно? – заботливо спросила она.

– Нет, – рассеянно ответил Лайон. Он думал о Миллисент и в полумраке пытался разглядеть выражение ее лица. Она только что плакала. Даже сейчас вокруг ее глаз были видны тени.

– Принести тебе что-нибудь попить? Может, воды?

– Нет, – сказал он, мучительно ненавидя себя за то, что, вероятно, обидел Миллисент во сне.

Она разгладила одеяло и отступила на шаг.

– Что ж, спокойной ночи.

– Куда ты? Миллисент попятилась.

– К себе в спальню.

– Но почему?

– Уже почти утро. – Она отступила к двери и взялась за щеколду.

– Миллисент, подожди, – угрюмо бросил он.

– А что такое?

– Я хочу знать, что произошло.

– Ты просто повернулся во сне и передвинул ногу. Это большой успех.

Миллисент старалась сохранять непринужденность, но ее наигранно веселый тон не обманул Лайона.

– А что еще случилось? Скажи мне. Что я тебе сделал? – Миллисент не произнесла ни слова, только покачала головой. – Я поступил… я вел себя… недостойно по отношению к тебе, да? – Она снова отрицательно покачала головой, глядя в пол. Лайон готов был себя убить. Одно он знал совершенно точно – он прикоснулся к Миллисент без ее согласия. – Я должен извиниться перед тобой за свое поведение, что бы я ни сделал.

– Ничего не случилось. Пожалуйста, поспи еще немного, – смущенно прошептала Миллисент и выскользнула в коридор, тихонько закрыв за собой дверь.

Коридор оказался пустынным. Слуги еще спали. Леди Эйтон облегченно перевела дух. В глазах у нее стояли слезы, но она сдерживалась изо всех сил, чтобы не расплакаться.

Лайон извинился перед ней.

Уэнтуорт насиловал и истязал ее все долгие пять лет, пока длился их брак. Он называл это своим супружеским правом «поучить жену уму-разуму». Он жестоко избивал Миллисент, едва не лишив ее жизни. Убил еще не рожденного ребенка, топтал ее тело будто сухую солому на конюшне.

А Лайон извинился перед ней за то, что вдохнул жизнь в ее мертвое тело. Он чувствовал себя виноватым только потому, что прикоснулся к ней, не спросив разрешения. Даже во сне, еще не проснувшись, он сумел показать ей луну и звезды, словно Миллисент и не подозревала об их существовании. И Лайон Пеннингтон тоже был ее мужем.

Миллисент зарылась лицом в подушку. У нее нет никакого права чувствовать себя несчастной, ведь Лайон, сам того не ведая, открыл для нее таинственные миры и заоблачные вершины. Она должна быть благодарна ему, узнав о существовании других отношений между мужчиной и женщиной, помимо боли и страха.

Силы возвращаются к Лайону, его тело начинает понемногу слушаться. И скоро, очень скоро он захочет уйти, а Миллисент должна будет вернуться к своей обыденной жизни. Эта мысль ее ужасала.

Слезы хлынули из глаз. Миллисент съежилась в своей одинокой постели, охваченная небывалой тоской. «Да кто я такая, чтобы столько думать о нем?» – устало сказала она себе.

Карета стояла в одном из темных закоулков Сент-Олбанса. Грум в низко надвинутой на глаза шляпе топтался рядом с лошадьми и вел беседу с кучером, ожидая, пока его позовут. В экипаже сидели двое мужчин, желая сохранить свою встречу в тайне.

– Мистер Платт так восторженно отзывался о ваших успехах, что я решил приехать и встретиться с вами лично. – Джаспер Хайд внимательно посмотрел в самодовольное лицо своему молодому собеседнику. – А услышав ваш рассказ о чернокожей рабыне и том влиянии, которое она оказывает наледи Эйтон, я и в самом деле доволен, что совершил это небольшое путешествие.

– Как я уже говорил, мистер Хайд, ее светлость доверяет этой женщине полностью. Я уверен, леди Эйтон не захочет расстаться со знахаркой ни за какие деньги. – Нед Кранч понизил голос и доверительно наклонился к плантатору. – Но я хорошо там осмотрелся и заметил, что за негритянкой никто не следит. И у нее есть свои привычки.

– Да? Какие же?

– Старуха выходит из дома почти на рассвете и бродит по лесу. Обычно она идет в сторону Солгрейва, собирает всякие травы и складывает их в большую корзину, а в Мелбери-Холл возвращается к тому времени, когда на кухне готовятся подавать графу завтрак.

– Как все удачно складывается! – Хайд почувствовал, как в ребра вгрызается боль, но решил не обращать на нее внимания.

– Если хотите, мистер Хайд, я мог бы запросто схватить ее рано утром, когда она гуляет в лесу. – Нед вгляделся в густую тень и понизил голос до шепота. – Хотя намного проще было бы перерезать ей глотку и обстряпать это дело так, чтобы все подумали на какого-нибудь цыгана или бродягу. Одно ваше слово, сэр.