Шрифт:
Это было идеальное решение. Больше того, вспомнив кое-что, сказанное Черил, Карен поняла, что та делала ей недвусмысленные намеки. Почему же ей потребовалось столько времени на то, чтобы понять их?
Карен знала ответ. Он заключался в одном слове. Точнее — имени.
Ей уже пора было бы выкинуть из жизни это имя и связанные с ним комплексы и неприятные чувства. Теперь Карен наконец признала, что у Марка тоже есть какое-то право чувствовать себя обиженным. Если он смог забыть и простить, она тоже сможет это сделать. Нет никаких причин, которые помешают им быть друзьями. «Дружеское» — вот слово, характеризующее поведение Марка прошлой ночью. Странно, это слово, такое уютное и теплое, употребленное по отношению к одному человеку, звучит так холодно применительно к другому... Мужчины, похоже, предпочитают тот образ жизни, который ведет в настоящее время Марк, — без обязательств, кочуя от одной женщины к другой, как это советовал царь Сиама, вступая время от времени во внебрачные связи с женами сослуживцев и подчиненных.
Такое происходит сплошь и рядом, с печальной улыбкой напомнила себе Карен. Но не только мужчины не испытывают страха перед седьмой заповедью.
Карен решила сегодня же вечером поговорить с Черил. Конечно, возможно, она ошибается и Черил это не заинтересует. Но даже сама возможность союза подняла ей настроение. Решительно собрав ненавистные листки, она ушла в комнату, оставив Роба заведовать магазином.
Она сидела за столом Джули, усиленно водя ручкой, когда зазвонил колокольчик и послышались сахариновые причитания Роба, которые он держал в запасе для завсегдатаев:
— Дорогая, как чудесно видеть вас! Надеюсь, вы купите много-много-много дорогих вещичек!
Роб имел много общего с анчоусами — или его обожали, или от него испытывали слабую тошноту. Карен решила, что ей лучше выйти и посмотреть, к какой категории относится эта покупательница.
Судя по ее выражению, она принадлежала ко второй. Однако хмурое выражение ее лица разгладилось, когда женщина увидела Карен, и только тут та узнала ее. Укреплялись старые школьные знакомства; это была Мириам Монтгомери, бывшая вместе со Шрив во время первого посещения магазина, которая в тот раз вела себя с Карен так же пренебрежительно, как и ее подруга. Хотя на ней было надето хорошо скроенное платье, шик Шрив у Мириам отсутствовал; одежда болталась на ее покатых плечах, словно дешевка из универмага. Черты ее лица, рыхлые и невыразительные, демонстрировали то же самое сочетание неправильно примененных дорогих средств: тушь для ресниц была слишком темной для бледно-голубых глаз, а помада размазана.
Ответив на осторожное приветствие Карен, Мириам бросила на Роба небрежный снисходительный взгляд, столь же определенный, как и королевское «мы даем вам разрешение удалиться». Подмигнув Карен, Роб так и поступил.
— Как ты можешь работать с этим человеком? — спросила Мириам. Ее высокий голос слегка завывал. — Он такой позер.
— О, Роб не так уж плох, — сказала Карен, прекрасно сознавая, что дверь в кабинет осталась неплотно прикрытой. — Ты ищешь что-то определенное, Мириам, или просто хочешь спокойно посмотреть?
— Пришла поговорить с тобой. — Нахмурившись, Мириам принялась оттирать невидимое пятнышко с белой сумочки. — Надеюсь, ты не думаешь, что я в тот раз вела себя грубо?
— Да нет.
— Боюсь, все же это так. Я этого не хотела. Во всем виновата Шрив. Конечно, она старая подруга и я очень ее люблю, но она всех под себя подминает. И еще ужасно бестактная. За столько лет, проведенных в Вашингтоне, можно было бы научиться вести себя вежливее. Но нет, она несется сломя голову, словно бык в посудной лавке, не замечая, что этим настраивает против себя людей.
Только настоящая старая подруга, очень любящая тебя, может наговорить столько гадостей, подумала Карен. Но вслух осторожно сказала:
— У Шрив всегда была сильная натура.
— Так или иначе, я решила, что мне следует объяснить причину грубого поведения.
— Ты вела себя негрубо. И не надо больше об этом.
— Я не люблю, чтобы люди плохо думали обо мне, — пробормотала Мириам.
Карен вновь заверила ее в обратном. Похоже, Мириам нуждалась в постоянном обнадеживании. Кто бы мог предположить, что женщина, столь щедро осыпанная светскими почестями, чувствовала себя так неуверенно. Если верить Джули, мистер Монтгомери был одним из богатейших людей юго-востока.
— Я так рада, что ты понимаешь, — сказала Мириам. — А теперь, надеюсь, ты мне поможешь. Я намереваюсь устроить через месяц небольшую вечеринку. Похоже, нынче все испытывают какую-то ностальгию по прошлому — хотя я не могу понять почему... — Она неуверенно замолчала.
— Добрые старые времена, — откликнулась Карен.
— Что в них такого доброго? Я не хотела бы заново пережить школьные годы, а ты?
— Нет, — сказала Карен, невольно поморщившись. — Полагаю, нет. Значит, тебе нужна тема вечеринки, не так ли?
— Совершенно верно! И полагаю, мне нужно платье, да?
— Семидесятых годов? — с сомнением произнесла Карен. Она уже начинала привыкать к покупателям, которым требовалась целая вечность на то, чтобы сказать, что им нужно, — возможно потому, что они сами этого не знали.
— Мне нужно что-нибудь действительно сногсшибательное. Думаю, семидесятые — это не совсем «писк», не так ли?
— Да, в смысле антикварной одежды. У меня есть несколько платьев из пятидесятых и шестидесятых, но я не назвала бы их сногсшибательными. Некоторым молоденьким девушкам нравятся такие фасоны, но эти вещи недостаточно старые для того, чтобы считаться антикварными и старинными.