— Мне казалось, что если я смогу постепенно приучить тебя к моему присутствию, прикосновениям, поцелуям… Я играл по-крупному, Уэнди. Я готов был ждать, сколько понадобится, только ждать оказалось тяжелее, чем я полагал. Ты словно не замечала меня как мужчину, и, в конце концов, я больше не мог выносить это.

Поэтому я и перестал приходить к тебе, чтобы не мучиться. До прошлой ночи. — Он очень осторожно привлек ее к себе и поцеловал. И хотя поцелуй был нежным, к тому времени, как он поднял голову, она вся дрожала. Последнее мелькнувшее в ее голове сомнение исчезло навсегда. — Но ты все-таки плакала во сне, — добавил он.

— Будь по-твоему. Я думаю, мне просто не хотелось мириться с тем, что ты никогда не полюбишь меня так, как люблю тебя я.

Она видела только его улыбающийся рот.

— Если в этом была причина, тогда тебе больше не о чем плакать, потому что я очень люблю тебя. Люблю по-настоящему. Думаю, я понял это в тот вечер, когда приехал за тобой в Финикс, а тебя не оказалось дома.

— Ты хочешь сказать, не оказалось Рори.

— И ее тоже — но не из-за нее я начал паниковать.

— Давай говорить начистоту. Когда ты предложил…

— Конечно, я не забывал о благополучии Рори, но при этом я играл и в свою собственную игру, у которой были несколько иные цели.

Уэнди недоверчиво покачала головой.

— Ну, уж очень ты искусно блефуешь. В следующий раз, когда попытаешься соблазнить меня, не мог бы ты действовать немного более открыто?

Несколько секунд он просто смотрел на нее. Затем улыбнулся.

— Что ж, если ты так хочешь. — Внезапно он разжал объятия, скинул пиджак и бросил его на пол, потом отстегнул запонки и закатал рукава. Подхватив Уэнди на руки, он сел в кресло-качалку — единственную мебель, оставшуюся в комнате, — посадив ее себе на колени. — Ну, как для начала?

Но он не стал дожидаться ответа. Он с жаром поцеловал ее, и поцелуй длился так долго, что, когда он отпустил ее, Уэнди с трудом перевела дух. Прижавшись к нему, чувствуя себя в безопасности в его надежных объятиях, она не переставая целовала его подбородок, пока он говорил ей обо всем том, что она мечтала услышать, — о том, чем, по его словам, он хотел поделиться с ней прошлой ночью и много-много раз прежде. Обо всем том, что он хотел выразить в записке, которую написал ей этим утром. Она насторожилась.

— Но я не нашла никакой записки.

— Конечно, нет. Когда я писал ее, то увидел на столе письмо, в котором тебе предлагали работу. Я подумал, что вот причина, почему ты была расстроена прошлой ночью, и, прочитав его, понял, что было бы слишком самонадеянно с моей стороны думать, что ты прочтешь мое маленькое послание. Впрочем, в нем не было ничего особо примечательного. Ты ведь знаешь, как трудно найти подходящие слова, когда хочешь сказать: «Я люблю тебя», — но не можешь?

— Глупый вопрос, Мак. Разумеется, знаю.

— Я рад этому. Мне как-то легче при мысли, что ты страдала вместе со мной.

Она улыбнулась и снова прижалась к нему. Она наслаждалась внезапным сознанием того, что теперь может говорить все, что ей захочется. Но, конечно, в этот момент она была не склонна что-то говорить. В словах, казалось, не было никакой необходимости. Немного погодя Мак Произнес:

— Кстати, ты действительно думаешь, что я не смог бы убедить родителей назначить тебя опекуном Рори?

Уэнди была слишком погружена в сладостные ощущения, чтобы обратить внимание на его слова.

— Что?

— Это не составило бы большого труда. Как ты полагаешь, что говорила мне мать, когда тебе показалось, что она дает мне указания?

Краска бросилась в лицо Уэнди.

— Я никогда не сомневалась, что у тебя своя голова на плечах, Мак. Она просто…

— Это к делу не относится. Она сказала: «У Рори уже есть мама, Мак».

— Это тогда ты сказал ей, что занимаешься этим?

— Да. Но я не сердился. Я был в отчаянии, потому что все шло не так, как мне представлялось. Какое-то время я действительно считал, что тебе не терпится избавиться от Рори.

— Что?

— Ну, ты с такой готовностью сунула ее в руки моему отцу в первый же вечер.

— Я из кожи вон лезла, чтобы не нажить неприятностей.

— Довольно скоро я это понял. Но тогда я пребывал в уверенности, что ты меня терпеть не можешь, поскольку, если бы я тебе казался хоть сколько-нибудь привлекательным, ты наверняка нашла бы единственное решение проблемы. Оно пришло в голову всем — маме, Тэссе, даже Митчу.