— Где он?

— Этого я тебе не могу сказать.

— А если я заставлю тебя?

— Я тебя не боюсь!

— И этого не боишься? — Он вытащил кинжал.

— Ножик твой мне не страшен. Я здесь не один.

В этот момент я показался в проходе ивовой перегородки, и кузнец указал на меня. Человек обернулся, увидел меня и воскликнул:

— Дьявол! Это же дьявол!

От неожиданности он замер, да и я был поражен, признав в нем того, кто столь внимательно наблюдал за мной, когда я вел дервиша по улицам Эдирне. Вскрикнул он на валахском наречии. Значит, он уроженец Валахии? В такие напряженные моменты люди обычно не контролируют себя и заговаривают на родном языке.

Мне нужно было исправлять положение, подпорченное Шимином, — тому явно не следовало говорить, что он о нем что-то знает. Он должен был ожидать его вопросов, и только после этого мне следовало показаться.

— Это не совсем так, — ответил я тоже по-румынски.

— Нет, ты дьявол! — он пришел в себя, поднял кинжал, которым только что угрожал кузнецу, и спросил: — Что тебе надо? Я тебя не знаю!

— Этого и не требуется. Главное — я тебя знаю, славный мой!

Он сделал удивленное лицо, мотнул головой и заявил оскорбленным тоном:

— Я тебя не знаю, Бог свидетель!

— Не приплетай сюда Бога! Он-то как раз свидетель, что ты меня видел!

— Где?

— В Эдирне.

— Когда?

— А ты говоришь по-турецки!

— Да.

— Тогда давай оставим твой румынский. Этот храбрый кузнец тоже должен нас слышать и понимать. Ты не станешь отрицать, что присутствовал на суде над Ба-рудом эль-Амасатом в Эдирне?

— Меня там не было, и я ничего не ведаю. Вообще-то я не видел его среди зрителей в зале. Поэтому этот вопрос я замял, но задал другой:

— Ты знаешь Баруда эль-Амасата?

— Нет.

— И его сына Али Манаха — тоже?

— Нет.

— А почему же ты так испугался?

— Я никого не видел.

— Ах, так! И ты не знаешь Ханджу Доксати в Эдирне?

— Нет.

— И ты не помчался срочно предупредить членов твоей шайки о том, что видел меня с Али Манахом?

— Не могу понять, что ты от меня хочешь. Повторяю, ничего ни про что не знаю.

— А я утверждаю, что ты знаешь про бегство арестованного, что ты виновен в смерти Али Манаха, но не ведаешь, что пуля, посланная в меня, угодила в хаваса и сейчас ты находишься в пути, чтобы предупредить Манаха эль-Баршу и Баруда эль-Амасата. Все это мне отлично известно.

— И все же ты заблуждаешься. Ты явно меня с кем-то спутал. Где все это происходило? Как я понял из твоих слов, в Эдирне?

— Да.

— И как давно? Я не был в Эдирне больше года.

— Ты великий лжец. Где ты был в последние дни?

— В Мандре.

— А откуда едешь сейчас?

— Из Болдшибака, где находился со вчерашнего утра.

— Ты был в Мандре-на-Марице? Пожалуй, ты действительно был там, но в Эдирне тоже был и не надо отнекиваться.

— Мне что, поклясться?

— Твоя клятва гроша медного не стоит. Скажи, разве Бу-Кей лежит на пути из Мандры в Болдшибак?

— Бу-Кей? Такого места не знаю.

— Разве ты там не был?

— Никогда.

— И никого не расспрашивал о трех всадниках на двух белых лошадях и одной гнедой?

— Нет, никого.

— И никто тебя не направил к сторожу, который отослал тебя к киадже?

— Нет.

— Чудеса да и только. Все заблуждаются, один ты кристально чист. Ответь хоть, кто ты.

— Я купец.

— И чем же ты торгуешь?

— Всем.

— И как твое имя?

— Пимоза.

— Интересное имя. Ни в одном языке не встречал такое. Ты его сейчас выдумал?

Брови его сошлись к переносице.

— Господин, — гневно произнес он, — кто дал тебеправо говорить со мной в таком тоне?

— Я его сам себе дал! Тут кузнец добавил:

— Это тот самый эфенди, о котором я говорил.

— Я уже понял, — ответил он. — Но он может быть эфенди над всеми эфенди, но не смеет разговаривать со мной так. Я знаю способ научить таких, как он, вежливости и обходительности.

— Ну что, начнем? — спросил я насмешливо.

— Давай.

Он положил руку на сумку с пистолетами и наполовину вытащил один.

— Хорошо, я принимаю твой язык — он понятен всем. Буду вежливее. Будь так любезен, сообщи, пожалуйста, где ты родился?

— Я серб из Лопатиц-на-Ибаре.

— А я-то сначала по неопытности принял тебя за валаха или румына, что, собственно, одно и то же. А куда ты едешь?

— В Измилан.

— Чудесно! Такой смышленый человек и делает такой крюк! Как же ты попал в Кушукавак, если у тебя было намерение ехать из Мандры в Измилан? Твой путь увел бы тебя заметно южнее.

— Ты что, служишь в полиции, что расспрашиваешь меня о моем пути!