— Дети не должны такое видеть, — сказал Харвин, выслушав ее. — Мы слышали, что Гора потерял половину своих людей у Каменной Мельницы. Может, этот Щекотун плывет теперь по Красному Зубцу, и рыбы его обгладывают. А если нет, то им придется отвечать и за его преступления. Лорд Берик сказал как-то, что война началась, когда десница послал нас покарать Григора Клигана именем короля, и что этим он ее и закончит. — Он ласково потрепал Арью по плечу. — Садитесь в седло, миледи. Нам предстоит долгий дневной переход до Желудей, зато там у нас будет крыша над головой и горячий ужин.

Они и правда ехали целый день, но в сумерки, переправившись через ручей, они увидели каменные крепостные стены и большой дубовый сруб замка Желуди. Его хозяин сражался где-то вместе со своим хозяином, лордом Венсом, и ворота замка были наглухо заперты. Но леди-хозяйка была старым другом Тома Семиструнного — Энги сказал даже, что они когда-то были любовниками. Энги часто ехал рядом с Арьей — он был ближе к ней по возрасту, чем все они, не считая Джендри — и рассказывал ей всякие забавные истории о Дорнийских Марках. Но она не поддавалась на эту удочку, говоря себе: «Он мне не друг, он просто следит за мной, чтобы я опять не убежала». Ну что ж, она тоже будет следить. Сирио Форель научил ее этому.

Леди Смолвуд приняла разбойников довольно радушно, хотя и не преминула обругать их за то, что они таскают с собой в военное время маленькую девочку. Еще больше она рассердилась, когда Лим проговорился, что Арья знатного рода.

— Кто налепил на бедного ребенка эти болтонские лохмотья? — осведомилась она. — Эта эмблема… да девочку могут повесить в мгновение ока, увидев ободранного человека у нее на груди. — Тут Арью быстро погнали наверх, посадили в ванну и начали поливать кипятком. Служанки леди Смолвуд скребли ее так, будто с нее самой кожу хотели содрать, и даже добавили в воду что-то такое, пахнущее цветами.

После этого ее еще и одели как девочку. На нее напялили шерстяные чулки, полотняную сорочку, а поверх всего — зеленое платье с коричневыми желудями, вышитыми на лифе и подоле.

— Моя двоюродная бабушка — септа в староместском Доме Матери, — сказала леди Смолвуд, пока женщины зашнуровывали платье у Арьи на спине. — Когда началась война, я отправила свою дочь к ней. Она, конечно, уже вырастет из своих старых платьев, когда вернется. Ты любишь танцевать, дитя? Моя Кариллен прелестно танцует и красиво поет. А ты чем любишь заниматься?

Арья поворошила ногой тростник на полу.

— Работать Иглой.

— Это очень успокаивает, правда?

— Только не меня.

— Правда? Я всегда любила шить. Боги каждой из нас дают свой маленький талант, и мы не должны дать ему зачахнуть, как говорит моя бабушка. Любое деяние может стать молитвой, если мы вкладываем в него все свое старание. Правда, чудесно сказано? Вспомни это, когда снова примешься за иглу. Ты этим каждый день занимаешься?

— Занималась, пока не потеряла свою Иглу, а новая уже не так хороша.

— В такие времена мы все должны делать лучшее, на что способны. — Леди Смолвуд захлопотала, оправляя на Арье платье. — Ну вот, теперь ты настоящая молодая леди.

«Я не леди, — хотелось сказать Арье. — Я волк».

— И не знаю, кто ты, дитя, — продолжала хозяйка, — и это, пожалуй, к лучшему. Боюсь, ты какая-то важная персона. — Она поправила Арье воротник. — В такие времена лучше быть мелкой сошкой. Жаль, что я не могу оставить тебя здесь — это небезопасно. Стены у меня есть, но людей, чтобы оборонять их, не хватает.

К тому времени, как Арью вымыли, одели и причесали, в чертоге замка накрыли ужин. Джендри, глянув на нее, начал так ржать, что вино потекло у него из носа, пока Харвин не съездил ему по уху. Пища была простая, но сытная: баранина с грибами, черный хлеб, гороховый пудинг и печеные яблоки с желтым сыром. Когда слуги, убрав со стола, вышли, Зеленая Борода понизил голос и стал расспрашивать хозяйку о лорде-молнии.

— Не прошло и двух недель, как они побывали здесь, — улыбнулась она. — Они двое и еще дюжина человек. Овец перегоняли. Я глазам своим не поверила. Торос в благодарность оставил мне трех барашков — одного вы только что съели.

— Торос перегоняет овец? — покатился со смеху Энги.

— Да уж, зрелище было престранное, но Торос сказал, что он, как пастырь, умеет обращаться со стадом.

— И стричь его, — хмыкнул Лим.

— Об этом можно сложить замечательную песню, — заметил, дернув струну, Том.

Леди Смолвуд наградила его уничтожающим взглядом.

— Пусть ее сочиняет тот, кто не рифмует «в паре он» с «Дондаррион». И не поет «Приляг на травку, мой дружок» каждой встречной молочнице, после чего две из них оказываются беременными.