— Понял. — (И он еще смеет называть меня изменником!)

— Вот и хорошо. — Сир Акселл отпустил его и улыбнулся. — Не будем же заставлять его величество ждать.

Станниса Баратеона они нашли на самой вершине Каменного Барабана, в круглой комнате, именуемой Палатой Расписного Стола. Король стоял у стола, давшего название комнате. Это была массивная деревянная колода, вырезанная и раскрашенная в виде Вестероса времен Эйегона Завоевателя. На жаровне рядом с королем тлели красные угли. Четыре высоких остроконечных окна выходили на все стороны света. За ними виднелось звездное небо. Давос слышал свист ветра и слабый шум моря.

— Я привел вашему величеству Лукового Рыцаря, — сказал сир Акселл.

— Вижу. — Станнис был одет в серый шерстяной камзол и темно-красную мантию. На простом поясе из черной кожи висели меч и кинжал, голову венчала корона червонного золота с зубцами в виде языков пламени. Его вид поразил Давоса. Станнис казался на десять лет старше того человека, которого Давос видел в Штормовом Пределе перед своим отплытием на Черноводную. Коротко подстриженную бороду пронизывали седые нити, и он потерял около двух стоунов веса. Станнис и прежде не был упитанным, а теперь его кости, казалось, вот-вот прорвут кожу. Даже корона стала ему велика. Голубые глаза прятались в глубоких впадинах, и сквозь кожу лица просвечивал череп.

Но при виде Давоса его губы тронула слабая улыбка.

— Стало быть, море вернуло мне моего рыцаря рыбы и лука.

— Да, ваше величество. — (Знает ли он, что я сидел у него в темнице?) Давос преклонил колено.

— Встань, сир Давос. Мне недоставало тебя. Мне нужен добрый совет, а ты мне никогда в этом не отказывал. Скажи мне, какая кара полагается за измену?

Измена. Жуткое слово. Итак, от него требуют, чтобы он вынес приговор своему товарищу по заключению, а быть может, и самому себе? Короли лучше кого бы то ни было знают, чем карается измена.

— За измену? — тихо повторил Давос.

— Как иначе назвать отречение от своего короля и попытку лишить его законно причитающегося ему трона? Спрашиваю тебя еще раз: какую кару предусматривает закон за измену?

— Смерть, — поневоле ответил Давос. — Измена карается смертью, ваше величество.

— И так было всегда. По натуре я человек не жестокий, сир Давос. Ты меня знаешь. Не я принял этот закон. Так было всегда, и при Эйегоне, и до него. Дейемон Черное Пламя, братья Тойн, Король-Стервятник, великий мейстер Гарет… изменников всегда предавали смерти. Даже Рейенира Таргариен, дочь одного короля и мать двух других, умерла позорной смертью за то, что пыталась отнять корону у своего брата. Таков закон, Давос. Жестокость тут ни при чем.

— Да, ваше величество. — Давос понял, что король говорит не о нем, и пожалел о своем товарище, оставшемся во мраке подземелья. Он знал, что лучше промолчать, но он устал, на душе у него было скверно, и Давос неожиданно для себя сказал: — Государь, лорд Флорент не замышлял измены.

— А что, у контрабандистов это называется как-то по-другому? Я сделал его моим десницей, а он собрался продать мои права за миску гороховой похлебки. Он даже Ширен вознамерился им отдать. Выдать мое единственное дитя за бастарда, рожденного от кровосмешения. — В голосе короля звучал едва сдерживаемый гнев. — Мой брат имел дар внушать преданность даже своим врагам. В Летнем Замке он выиграл три сражения за один день, а лордов Грандисона и Кафферена привез в Штормовой Предел. Их знамена он вывесил в своем чертоге как трофеи. Белые лани Кафферена были забрызганы кровью, спящий лев Грандисона разорван чуть ли не пополам, но они оба сидели под этими знаменами и пировали с Робертом. Он даже взял их с собой на охоту. «Эти двое собирались доставить тебя к Эйерису для сожжения, — сказал я ему, увидев, как они бросают в цель топоры во дворе. — Напрасно ты даешь им в руки оружие». Роберт только посмеялся. Я бросил бы Грандисона и Кафферена в темницу, а он сделал их своими друзьями. Лорд Кафферен погиб в замке Эшфорд от руки Рендилла Тарли, сражаясь на стороне Роберта. Лорд Грандисон получил рану на Трезубце и умер от нее год спустя. Мой брат внушал любовь, а я, как видно, внушаю только желание изменить мне. Даже родичам. Брат, дед, кузены, дядюшка…

— Ваше величество, — сказал сир Акселл, — молю вас, позвольте мне доказать вам, что не все Флоренты столь неустойчивы.

— Сир Акселл хочет, чтобы я возобновил военные действия, — сказал король Давосу. — Ланнистеры думают, что со мной покончено, и чуть ли не все мои вассалы отреклись от меня. Даже лорд Эстермонт, мой родной дед с материнской стороны, склонил колено перед Джоффри, и те немногие, кто остался мне верен, теряют мужество. Они проводят свои дни за игрой и выпивкой, зализывая раны, как побитые собаки.

— Война снова зажжет их сердца, ваше величество, — сказал сир Акселл. — Победа — лучшее лекарство от поражения.

— Победа победе рознь, сир, — скривил рот король. — Изложите, однако, свой план сиру Давосу. Я хочу услышать его мнение на этот счет.

Сир Акселл повернулся к Давосу с выражением, которое могло быть на лице у гордого лорда Бельграва, когда король Бейелор Благословенный приказал ему омыть покрытые язвами ноги нищего. Тем не менее ослушаться он не мог.

План, который они составили вместе с Салладором Сааном, был прост. В нескольких часах от Драконьего Камня лежит Коготь-Остров, древняя твердыня дома Селтигаров. Лорд Ардриан Селтигар сражался под огненным сердцем на Черноводной, но, попав в плен, сразу перешел к Джоффри и до сих пор оставался в Королевской Гавани.

— Он слишком боится гнева его величества, чтобы приближаться к Драконьему Камню, — утверждал сир Акселл. — И правильно боится. Этот человек предал своего законного короля.

Сир Акселл предлагал воспользоваться флотом Салладора Саана и уцелевшими после битвы солдатами (у Станниса на Драконьем Камне их осталось около полутора тысяч, и больше половины из них составляли лекции Флорентов), чтобы нагрянуть на остров и покарать лорда Селтигара за его измену. Гарнизон на Коготь-Острове невелик, а замок, по слухам, набит мирийскими коврами, волантинским стеклом, золотой и серебряной посудой и драгоценностями. Есть там еще великолепные охотничьи соколы, топор из валирийской стали, рог, способный вызывать подводных чудовищ, а вин столько, что их и за сто лет не выпить. Селтигар на людях держится как скупец, но себе ни в чем не отказывает.