— Тихо, Лена, — донёсся из переулка знакомый голос. — Свои.

И я увидела Оберона.

По рассказу моего учителя выходило, будто лучшее, что может сделать сейчас король, — отрубить ему, Гарольду, голову при большом стечении народу — или хоть при малом, лишь бы поскорее. Оберон слушал его так серьёзно, что я испугалась: а вдруг сейчас возьмёт да и отрубит?!

Гарольд брал на себя вину в том, что пошёл, как дурачок, со старым знакомым в трактир, дал себя напоить вином с «пыльцой скныря», подверг меня смертельной опасности и вместо того, чтобы сразу же, едва вырвавшись из «Хрусталя», звать короля на помощь, — решил скрыть происшествие, понадеялся на собственные силы и опять-таки подверг меня смертельной опасности. Я поначалу пыталась вставить в его рассказ объяснения от себя — но Оберон один раз искоса на меня взглянул, и я замолчала.

Гарольд закончил свой рассказ. Оберон ни о чём не стал переспрашивать, только сказал, как ни в чём не бывало:

— Иди умойся.

И Гарольд, понурив голову, вышел. Он в самом деле выглядел ужасно: царапины затянулись, но лицо было сплошь вымазано кровищей, и волосы слиплись сосульками.

Оберон перевёл взгляд на меня.

— Вы же не отрубите Гарольду голову? — выпалила я.

— Я похож на человека, который рубит головы верным людям и отличным бойцам?

Мне стало неудобно.

Мы сидели в королевском шатре, раскинутом посреди самой большой городской площади. Здесь было тепло и спокойно; снаружи мерно стучали шаги — расхаживала стража. Не верилось, что какой-нибудь час назад я лежала в грязи на пузе и прощалась с жизнью.

— Испугалась? — спросил Оберон.

— Да, — призналась я. — Очень.

— Понимаю. — Оберон кивнул, будто снимая с моей души груз. — Я в тебе не ошибся, Лена.

— Мы там один ресторанчик разнесли вдребезги, — сказала я извиняющимся тоном.

— Поужинать хоть успели?

— Нет, — призналась я и поняла, что до этой минуты есть мне совсем не хотелось.

Оберон сдёрнул салфетку с тарелки на низком столике. Без слов пододвинул ко мне. Ломтики мяса и ломтики теста остыли, но, когда я вонзила в них зубы, во рту моем образовался вкус праздника.

— К сожалению, — сказал Оберон, — сегодня ты испугалась не в последний раз. Это как штормовое предупреждение — путь на новое место будет очень трудным. Может быть, самым трудным за всё время существования Королевства.

— А… кто эти люди? — спросила я, жуя. — Чего им надо было?

— Лишить нас, магов, дороги.

— Зачем?

— Чтобы Королевство, заблудившись в неоткрытых землях, никогда не нашло нового пристанища. Никогда не основало нового мира.

— Зачем?

Король по-особенному на меня посмотрел. Я перестала жевать.

— Ваше с Гарольдом приключение, — сказал Оберон, — не единственное происшествие сегодня. Было ещё кое-что… Доешь и ступай-ка спать. Завтра утром — первый большой совет магов дороги.

Думала, не засну. Ага, как же. Как упала на хлипкую гостиничную кровать, так и продрыхла всю ночь без снов. Только под утро приснилась какая-то муть, и то потому только, что меня трясли за плечо:

— Лена… вставай.

— Ну ма-а… Ну ещё пять минут… Ну я успе…

Я села рывком. Передо мной стоял Гарольд, немного бледный, но в целом живой и бодрый.

— Тьфу ты, — сказала я виновато. — Что… уже пора?

Старшего мага дороги, Ланса, я до сих пор видела только издали. Он мне казался сердитым и неразговорчивым дядькой. На правой руке у него не хватало среднего пальца, и это тоже немножко пугало. А больше всего пугали его глаза: он смотрел очень холодно и пристально. Будто не просто умел убивать взглядом, но любил это делать при каждом удобном случае.

Когда Гарольд привёл меня к королевскому шатру, Ланс стоял у входа и внимательно разглядывал свой посох — желтовато-белый, костяной, украшенный резьбой сверху донизу.

— Доброе утро, Гарольд. Доброе утро, Лена.

Он поздоровался со мной, как с равной! Оберон позвал нас в шатёр. И пока мы рассаживались кружком в раскладных креслах, мне приходилось изо всех сил сдерживать губы. Они так и расползались к ушам: меня позвали на совет магов! Наравне со взрослыми! Наравне с Гарольдом и даже этим суровым Лансом! Ура! Ура! Вот это жизнь!

Так получилось, что Оберон сидел прямо напротив меня. Он казался, как обычно, спокойным, но морщинки между его бровями пролегли чуть глубже, чем обычно.

Мы расселись. Несколько минут никто ничего не говорил, в шатре стояла тишина, и только снаружи доносилось фырканье лошадей, шелестение воды, далёкие крики не то торговцев, не то зазывал каких-нибудь. Уж не знаю, о чём они там кричали.

Суровый Ланс всё рассматривал свой посох, как будто впервые видел. Гарольд сидел, низко опустив голову, недовольный тем, что её так и не отрубили. Оберон смотрел по очереди на каждого из нас, и под его взглядом я потихоньку перестала улыбаться.