— Я требую у вас ваших бумаг! — выговорил он, напрягая все свои лингвистические способности.

— Каких бумаг?

— Паспорта, чековые книжки, все документы, удостоверяющие личность.

— Если бы даже у нас были все перечисленные вами документы, — сказал решительно Анри, — мы не сочли бы нужным предъявить их по требованию первого встречного.

— Как первого встречного? Я здесь начальник. Я капитан Марстон, командир Ее Величества судна «Сом»!— отвечал моряк, выпрямляясь во весь рост.

— Вот это-то вы нам и позабыли сказать, — спокойно возразил Жерар. — И мы тоже имели бы право требовать у вас документы, удостоверяющие вашу личность.

— Вы, потребовать у меня бумаг? — возмутился командир и вытаращил глаза.

— Чем же подобное требование было бы более обидно, чем ваше? Мы не подчиненные ваши. Мы люди свободные. Мы свалились к вам на палубу с неба, и произошло это по вашей же вине!

— Вы мои пленники! — грубо прервал капитан. — Вы занимались контрабандой в наших морях! Вы должны будете ответить за это! Это вам даром не пройдет!

— Контрабандой? Ваши моря?— горячо возразил Жерар. — Мы не допустим такого обращения с нами. Мы были в воздухе, когда ваша граната коварно попала в наш аэроплан. Это мы вас можем привлечь к ответственности за порчу нашей собственности и нанесенный нам лично ущерб.

— Вы не имеете права привлекать меня ни к какой ответственности, и я оправдываться перед вами не желаю.

— Вот как, это переходит всякие границы! — окончательно вышел из себя Жерар. — Позвольте заявить вам, милостивый государь, что я больше не желаю с вами разговаривать!

— А я вам говорю, что вас заставят отвечать на мои вопросы!

— Неужели? Каким же способом? Уж нет ли на вашем корабле застенка?

— У нас есть военные суды недалеко отсюда.

— Мы не подлежим вашим военным судам! — протестовал Анри.

— Вы попали в линию блокады…

— Это вы утверждаете!..

— И я не отпущу вас иначе, как передав вас в руки военной юстиции.

— По какому праву? Как смеете вы совершать такие насилия над свободными гражданами?

— По праву сильного. Вы в моей власти, и я не выпущу вас! — ревел капитан вне себя от злости.

— После подобного заявления, — сказал с достоинством Анри, — я присоединяюсь к моему брату и отказываюсь продолжать с вами разговор.

— И я также! — совершенно спокойно произнес Вебер.

— Как вам угодно. Но вы за это поплатитесь. Англичанин ушел. Через некоторое время явился лейтенант и сказал путешественникам, что они арестованы и должны до прибытия в Дурбан оставаться безвыходно в лазарете; в Дурбане же их передадут в руки военного суда. Обломки аэроплана будут тщательно собраны и сохранены для предъявления суду. Они должны будут объяснить назначение этой машины и причину своего нахождения в области действий английских военных сил.

Все это было написано на большой бумаге, скрепленной подписями Горация Марстона, командира подводного судна Ее Величества, «Сома», и Чарльза Вильсона, который и прочитал эту бумагу.

— Вот так кашу заварили! — воскликнул Жерар, когда лейтенант Вильсон удалился. — Как мы ее будем расхлебывать? Что ты посоветуешь, Анри?

— Что же я могу посоветовать? — сказал уныло молодой инженер. — Постараемся мужественно перенести крушение всех наших надежд!

— Нет, нет, не говорите так, друг мой, — возразил Вебер. — Человек должен надеяться, пока он жив. Мы как-нибудь выберемся сухими из воды. Это уже не первое несчастье, которое постигает нас.

— Сколько человек может быть на этом корабле? — думал вслух Жерар. — Человек шесть-восемь, не больше. Я знаю, что подводные суда не имеют многочисленного экипажа. Нас четверо, если бы мы решились…

— Прикажите только, что делать, мосье Жерар, — навострил уши Ле Ген. — Напасть на них? Только слово скажите, и я проглочу этого мерзавца, который величает нас «лягушкоедами». Плевать я хотел на их арест! Я и с этим толстым капитаном справлюсь, и с его поджарым лейтенантом. Только прикажите, мосье Жерар!

— Успокойся, — сказал Жерар. — Не болтай так много. Кажется, стучат? Войдите!

Вошел тот же ненавистный Ле Гену матрос с подносом. Он стал расставлять все на столе, причем ему помогал тот же индусский мальчик, на котором он, по-видимому, вымещал все свое неудовольствие: как и тогда, каждое приказание, для ясности, сопровождалось пощечиной или пинком ноги. Это вывело из терпения Жерара.

— Скоро ты, скот этакий, перестанешь бить мальчика? Не стыдно тебе? Ведь он по сравнению с тобой мошка. Посмей только еще, я тебя сам проучу!