Но вот хозяин крякнул и отодвинул тарелку. Все поспешно встали; опоздавшие на ходу запихивали в рот недоеденные куски хлеба. Руал поднялся тоже. Хозяйская дочь последний раз глянула на темноволосого, её брат громко икнул, а кухарка заговорщически подмигнула Руалу.

Работники ночевали в длинном низком сарае, прямо на усыпанном сеном полу, укутавшись в одеяла. Руалу отвели место у выхода, где сено было пореже и из-под двери тянуло сыростью. Вскоре сарай наполнился густым храпом здоровых и сильных людей, уставших после тяжёлой работы.

Руал лежал, глядя в тёмный потолок; ему представлялся герцог, вылетающий из спальни нагишом, но в собачьем ошейнике, и его челядь в полном сборе, встречающая своего господина немым вопросом, переходящим в трогательное сочувствие. Руал жёстко оскалился: вельможа приговорил себя, угрожая Маррану и привязав его к седлу. Расплата была сладостной и от этого не менее справедливой.

Он скользнул рукой за пазуху — золотая ящерица встретила его ладонь дружеским, как ему показалось, прикосновением. Ты свидетель, подумал Руал. Я никогда не пощажу и не попрошу пощады.

Мысли его переметнулись к сегодняшнему дню — он вспомнил о потере лошади. Конечно, повредивший ногу жеребец не смог бы продолжать путь немедленно, как этого хотелось Руалу, и всё же лошадь — это капитал. Не следует прощать хозяину этой грабительской сделки… Он повернулся на бок и подумал о хозяйской дочери.

Лениво стучал дождь по дощатой крыше сарая.

Руал сел. Работники спали, сотрясая воздух храпом. Руал бесшумно поднялся и вышел под слабеющий дождь.

Ферма была погружена во тьму, только на кухне светилось тусклое окошко да не спали наверху, в комнатах хозяина. Руал наугад ступил несколько шагов — и замер, потому что совсем рядом, у поленницы, маячила чья-то белая рубашка. Вскоре оказалось, что обладатель рубашки был не один — не мог же он шептаться сам с собою. Руал, чьи глаза давно привыкли к темноте, разглядел светлые, гладко зачёсанные волосы и радостно поблёскивающие глаза.

Влюблённые прощались — вскоре настороженное ухо Руала различило звук робкого поцелуя, и сразу вслед за этим девушка бесшумно заторопилась к дому, а темноволосый — это был именно он — прокрался к двери сарая и, оглядевшись, нырнул в темноту. Руал благоразумно пригнулся за поленницей.

Девушка тем временем пересекла двор, направилась было к парадной двери — но потом, поколебавшись, повернула в сторону кухни. Ильмарранен, одержимый весёлым куражом, последовал за ней. Дверь кухни осторожно закрылась — Руал, сосчитав до двадцати, вошёл следом.

В печке тлели угли, на широком столе горела масляная лампа. Кухарка перетирала полотенцем груду вымытой посуды, а хозяйская дочь, присев на скамейке у стены, что-то горячо ей объясняла. Обе испуганно обернулись навстречу Ильмарранену.

— Фу ты… — с облегчением выдохнула девушка. — А я думала, отец…

Толстуха широко улыбнулась:

— Пришёл-таки… Ну, заходи, птица залётная…

Дочь хозяина подвинулась — Ильмарранен присел рядом. Ему показалось, что девушка пахнет молоком.

Толстуха хитро улыбнулась и изрекла, понимающе кивнув Руалу:

— Не спится, да, парень? От любви не убежишь, так то.

Девушка прерывисто вздохнула. И тогда Руал Ильмарранен заговорил. Он говорил просто и вместе с тем вдохновенно, и в этом рассказе были и большая любовь, и тайная помолвка, и жестокий отец, выдавший невесту за другого. Обе слушательницы подались вперёд, кухарка, забывшись, тёрла до дыр давно сухую тарелку, а девушка комкала от переживаний подол своего простенького платья. Едва Руал дошёл до момента, когда плясала свадьба, стонал отвергнутый жених и пыталась покончить с собой молодая — на глазах у обеих показались слёзы, которые к концу истории пролились наружу.

— Наверное, её отец думал, что она вам не ровня? — всхлипывая, спросила девушка.

Руал улыбнулся печально:

— Я думаю, он просто боялся… За мной уже тогда шла слава ясновидца…

— Как?! — переспросили его слушательницы в один голос.

Руал улыбнулся ещё печальнее, взял, не робея, руку девушки в свои и развернул её ладонью кверху.

— Вот так так! — воскликнул он, в то же время решительно пресекая её слабую попытку высвободить руку. — Да вы ведь тоже страдаете от любви!

Кухарка ахнула одновременно с вопросом девушки:

— А вы откуда знаете?

Руал улыбнулся так печально, как только мог:

— Я вижу многое, что недоступно другим… Вижу, ваш возлюбленный рядом, но вы не можете быть вместе… Вижу — между вами преграды… Вижу поцелуй… Совсем недавно, да! О, какой нежный поцелуй!

Девушка покраснела до ушей и вырвала руку. Кухарка стояла, широко распахнув глаза и рот. Неизвестно, чем закончилась бы эта сцена, если б не распахнулась дверь и на пороге не встал бы, тёмный как туча, хозяин: