Киму показалось, что Шурка хотел ответить. Но проглотил реплику; прищурился. Слушал дальше.

— Вот Аля знает, — Алекс нежно коснулся колена сидящей рядом жены. — Что такое современное искусство? Базар-вокзал. Все стали творцами, всем есть что сказать, все смотрят на мир широко раскрытыми глазами… А прорывов нет. Того, что потом сочтут гениальным, нет и в помине. Почему?

— Пятнадцать лет не срок, — возразила Александра.

— Если Пандем захочет, — хрипло сказал Виталька, — он каждого из нас может сделать гением. Прямо сейчас.

Некоторое время все молча на него смотрели.

— А почему же он не хочет? — мягко спросил Алекс.

— Потому что мы сами должны, — Виталька отвел глаза. — Вот ты, дядь Алекс, говоришь — статус, как будто это плохо. А вот нет ни одного человека с высоким статусом, который получил бы его незаслуженно. За просто так. По везению. Он зарабатывается, статус… Долго…

— В людях главное не статус, — тихо сказал восьмилетний Ромка. — В людях главное суть.

Виталька вздрогнул. Покосился на брата неприязненно, как показалось Киму.

— А что такое суть, Ромаша? — осторожно спросила мама.

Ромка пожал плечом:

— Спроси Пандема…

— Так говорить невежливо, — сказал Ким.

— А почему ты сам так говоришь? И тетя Аля говорит?

— Так то мы, а то ты!

— Я такой же человек, — Ромка пожал другим плечом, будто для симметрии. — Ладно-ладно… Суть — это чего человек хочет больше всего на свете. Например, дядя Костя хочет, чтобы все вокруг отдыхали и не мешали отдыхать ему. Дедушка хочет все время работать. А Виталька хочет полететь в космос и прославиться.

Виталька встал. Во взгляде, обращенном на брата, промелькнула непривычная для Кимова сына злость.

— Вит…

— Все-таки нет, — пробормотал Виталька. — Все-таки… Смысл? Допустим, я был уже зачат на момент прихода Пандема, тут нечего… Но вот дети, которые были зачаты после его прихода? Почему не устроить так, чтобы и там не было никаких случайностей? Чтобы… самый удачный вариант зачатия?

— А я не самый удачный, — спокойно парировал Ромка. — Зато я настоящий, естественный человек. Да, Пандем?

— Дети, — предостерегающе сказал папа, — я вообще не понимаю, о чем сыр-бор… Давайте музыку!

Ромка хотел еще что-то сказать, но замолчал, прислушиваясь ко внутреннему голосу.

Ким положил руку на плечо ощерившемуся Витальке:

— Оставь. Пан ему объяснит.

— Если бы я хотел прославиться, — сообщил Виталька, — я бы чем-то другим занялся. В фильмах бы снимался… Меня даже звали, у меня лицо обаятельное…

— Виталя, — Шурка поднялся, — пошли, я тебе кое-чего скажу…

Они стояли рядом — двоюродные братья, Витальке пятнадцать, Шурке двадцать один, но разницы в росте (каким огромным казался школьник Шурка рядом с младенцем Виталькой!) уже почти не осталось. Ким смотрел, как они рядом идут к берегу, то есть к краю понтона, и отблеск костра золотит им спины, и как они садятся прямо на песок, и Шурка что-то говорит, но слов не слышно за ровным шумом прибоя.

Ким оглянулся; у костра молчали. Арина неподвижно глядела в огонь; Лерка слабо улыбалась, Вика покачивала на коленях Юльку, отец обнял маму за плечи, Алекс лежал, глядя на звезды, Александра бродила где-то рядышком, под ее подошвами похрустывали ветки. Каждый из них не помнил сейчас о существовании всех остальных.

Ким уселся рядом с женой. Примятая трава была плотной, как циновка, надежной и жесткой.

Пока Арина была с Пандемом, Ким не хотел говорить с ним. Вопреки здравому смыслу — ведь «отвлечь» Пандема нельзя, у него бесконечная — или почти бесконечная — оперативная память…

Остров-понтон плыл, будто сквозь космос; костер горел, не требуя новых дров, Ким глядел на огонь, внутри его проворачивалась, будто объемная фигура на экране монитора, слышанная где-то фраза: «И свет во тьме светит…»

Бесшумно поднималась примятая трава. Между Кимом и сидящими рядом вырастали зеленые стены.

Ларс Петерссон был беспандемным вот уже полтора года. Его невеста Лил находила особую прелесть в его стальном значке с гордой надписью «Без Пандема»; для нее, девчонки, этот значок был пугающим и притягательным символом Ларсовой независимости, исключительности и силы.