Может, и так все было. Доподлинно ничего не известно. Смутное время — худшая из напастей. Все важные документы в огне горят, правдолюбы на виселицах болтаются, дурачье и посредственность у власти вабятся. Торжество дерьмократии.

А какое слово-то чудное, дерьмократия! Еллинское. Так и попахивает от него за версту конским навозом. Бойся, бойся, Русь, заморских измысливаний. К смуте великой попытки все поменять ведут. И враги наши не дремлют. Мы-то по робости своей да по недомыслию на все плюем. Моя хата с краю, что мне какой-то Горыныч? Ну сожрал соседа, так, мол, ему и. надо, соседу ентому. У него ведь кур на целых пять больше, чем у меня… Эх, русичи-русичи. Дивный народ. Я вот часто думаю…

(В этом месте рукопись резко обрывается, как видно по краю, кем-то отгрызена.)

Зачастили в тот день к Мудрой Голове гости. Прямо крестный ход какой-то, ей-богу.

Нервно покусывая губы, Гришка с Тихоном по иронии судьбы залегли за тем же кустиком, за которым пару часов назад прятались Колупаев с Муромцем.

Обезглавленный витязь снова притворялся спящим и на этот раз очень сильно рассчитывал в кого-нибудь да плюнуть.

Каким-то седьмым чувством дружинники это понимали и потому выйти из своего укрытия все никак не решались.

— Князюшка небось уже в Кипиш направился, — прошептал Тихон, мечтательно глядя на облака. — А там опосля Веча пир будет, яства князья кушать станут невиданные, напитки крепкие хмельные дегустировать.

— Слушай, не томи, — возмутился Гришка, — и так на душе словно кто нагадил. Мы-то с тобой, чай, в последний раз по-нормальному ели… ежели мне не изменяет память, уже больше недели назад.

— Да… — протянул Тихон. — Первача бы сейчас лыкового да огурчиков соленых для храбрости. Приняли бы и кочерыжку мудрую хитростью одолели. А так ни одной мысли полезной в голову не забредает.

— Да тебя и раньше сии мысли никогда не посещали, — усмехнулся Гришка. — Я у нас всегда за двоих думал. О, слышишь?

Тихон насторожился:

— Ну, Голова Мудрая храпит, и что с того? Наверняка притворяется.

— Да нет, внизу холма в зарослях. Неужель не слышишь?!!

Братья замолчали.

— Пробирается кто-то. — Тихон озадаченно поскреб небритый подбородок. — Не у нас одних дела к Мудрой Голове имеются.

Заросли частично облетевших желтых кустов разошлись, и оттуда, опасливо озираясь, вылезло Одноглазое Лихо.

Прищурилось.

Принюхалось.

Княжеские племянники замерли не двигаясь.

Лихо, конечно, одноглазое и здорово близорукое, но с обонянием у него все было в полном порядке.

— Ребятушки-и-и-и… — радостно закричала образина. — Козлятушки-и-и-и…

— Не подходи! — Гришка изловчился и запустил в «красотку» камнем. — Зашибу!

— Ишь ты какой! — Лихо уперло руки в бока. — Знаешь, а ты мне нравишься, будешь моим главным мужем.

— Кем?!! — в ужасе завопил Гришка, совсем позабыв про всякую осторожность.

Беря пример с брата, Тихон тоже приготовился швырнуть камень.

— Суженые вы мои ненаглядные! — дико взвыло Лихо. — Никуда вы, голубчики, от меня теперь не денетесь. Раз назвались женихами, так полезайте теперь со мной на печку.

— Она это СЕРЬЕЗНО?!! — не веря ушам своим, переспросил Тихон.

— Еще как! — — Гришку била нервная дрожь.

— А ты себя в зерцале-то видела? — решил вступиться за брата Тихон.

— Видела-видела, — огрызнулось Лихо. — Вы тоже, между прочим, не писаные красавцы. Каковы женихи, такова и невеста. По Сеньке шапка.

— Пошла вон! — в отчаянии прокричал Григорий, не очень-то и надеясь на результат.

Одноглазое Лихо ухмыльнулось:

— Ребятки, я поднимаюсь…

И она (или оно?), сильно прихрамывая, полезла на холм.

— Значит, так… — Глаза у Гришки лихорадочно блестели. — Подпускаем ее поближе и бежим… прямо к Мудрой Голове.

— Но ведь?..

— Хоть раз в жизни послушай меня!

— Хорошо, — согласился Тихон.

— Мальчишки, сыграем свадьбу на болотах! Лешего с Главным Водяным пригласим…

— Давай!!!

И дружинники побежали вверх по холму. Обезглавленный витязь только этого и ждал. Но с плевком он немного повременил, несколько озадаченный увиденной картиной. По холму вовсю драпали два добрых молодца с перекошенными физиономиями, преследуемые ужасной мегерой, вопящей что-то весьма невразумительное.

Великан долго не колебался. Проявив вполне уместную в данной ситуации мужскую солидарность, он прицелился и с силой плюнул в сексуально озабоченную образину.

И, что удивительно, попал!