За границей внимательно следили за всеми переменами в СССР, особенно на военных верхах. На все лады газеты описывали новых командующих и их карьеру.

О И. Федько, например, газета Струве «Возрождение» писала так: «Федько, конечно, законченный коммунист; он слепо выполняет приказы гениального Сталина, и если Тухачевский мог позволить себе мечтать о перевороте, или готовиться в бонапарты, то Федько, несмотря на всю его хохлацкую хитрость и умение приспособляться, всего лишь марионетка в руках Сталина». (Опишня И. Замвоенком Федько. — «Возрождение». 04.03.1938, с. 5.)

Упоминание о «Бонапарте» в газетной статье вовсе не случайно. Руководством СССР было сочтено, что такое объяснение наиболее верно при данных обстоятельствах. В своих воспоминаниях видный писатель И. Эренбург (из очень осведомленных свидетелей того времени!) сообщает об интересном разговоре, который он имел с М. Кольцовым, одним из своих друзей, видным журналистом, членом редакции «Правды»: «Я спросил Кольцова, что произошло в действительности с Тухачевским. Он ответил: „Мне Сталин все объяснил — захотел стать наполеончиком“. (Эренбург И. Собрание сочинений. М., 1967, т. 9, с. 135.)

Дело Тухачевского, бывшего маршала и первого заместителя наркома обороны, дело его товарищей, крупных военачальников, являлось делом о военном заговоре. Поэтому трудно было ждать, что оно станет рассматриваться иначе, чем на основе закона от 1 декабря 1934 г. Принятый сразу после убийства С. Кирова, члена Политбюро ЦК ВКП(б), секретаря ЦК партии, главы Ленинградской партийной организации, этот закон означал немедленное приведение приговора в исполнение без всякого обжалования. В судебном процессе подобного рода участие защитника не предполагалось (впрочем, от услуг казенной защиты, как мало эффективной, подсудимые в таких случаях чаще всего отказывались и предпочитали защищаться сами).

Стенограмма судебного заседания, происходившего 11 июня (с 11 часов утра, с явной задержкой!), занимала в подозрительной папке с делом всего несколько страниц. В этой связи Б. Викторов замечает: «Это свидетельствовало о примитивности разбирательства со столь тяжкими и многочисленными обвинениями, да и тот факт, что весь „процесс“ длился один день, говорил сам за себя. Пересказывать все содержание стенограммы нет необходимости».

Викторов, по своему обыкновению, «забывает», что подсудимых было всего восемь человек. За день суда установить целый ряд гнусных фактов, обличавших подсудимых в совершении тяжелых преступлений, можно вполне. Тем более что главная работа была проделана на предварительном следствии и сами судьи обвиняемых знали «как облупленных»: их характеры и все дела, поскольку работали с ними многие годы. С их письменными показаниями они знакомились предварительно.

Для сравнения напомним, что дело агента царской охранки Р. Малиновского, сумевшего втереться в доверие к Ленину, набиться ему в «друзья» и стать председателем большевистской фракции в 4-й Государственной Думе (1913), при рассмотрении его в Верховном трибунале ВЦИК, было решено в один день (05.XI.1918). В ту же ночь приговор привели в исполнение. Что лежало в основе этого приговора? Во-первых, показания крупных чинов департамента полиции (Виссарионова, Мартынова, Джунковского, жандармского полковника Иванова); во-вторых, показания свидетелей-большевиков; в-третьих, самого обвиняемого, его признания. Это видно из следующего места обвинительной речи Н. Крыленко: «Обвинительный материал, изложенный в об— винительном заключении по настоящему делу, нашел себе достаточное подтверждение в тех объяснениях, которые были даны подсудимым». (Н.В. Крыленко. Судебные речи. М., 1964, с. 26.)

Право же, не заняться ли кое-кому и оправданием Малиновского, который осужден на основе собственных «признаний» и показаний работников департамента полиции?!

Другой пример. «Восстановление в правах» Бухарина и части его товарищей по процессу 1938 г. (всего 10 человек, другие 10 были реабилитированы еще раньше), чей следственный материал насчитывал 100 томов, тоже заняло всего один день (05.02.1988). Это Викторова почему-то не ужасает и не возмущает! В этом случае он почему-то «не видит» ни мошенничества, ни подлога, ни «примитивности разбирательства»! Хотя каждый здравомыслящий человек спрашивает с недоумением:

— Как это можно произвести честную реабилитацию за один день, когда даже для осуждения этих лиц на открытом процессе потребовалось одиннадцать?!

Краткость стенограммы на процессе, вопреки Викторову, говорит не о «примитивности разбирательства», а о том, что или запись давали максимально краткую — (уж как водится в российском суде и ныне!) по сравнению с тем, что говорилось в действительности, или эта краткая редакция — поздняя по происхождению, она заменила в папке более раннюю и подробную. Выяснить это «деликатное» обстоятельство и должна была группа «мудрых» следователей, утвержденных Руденко. Должна была. Но, разумеется, опять не выяснила.

Очень, конечно, странно! Одна «ошибка» — последовательно ложится на другую! И потом за такие «ошибки» благодарят повышениями в чине.

«Пересказывать все содержание стенограммы нет необходимости», — говорит поклонник Тухачевского. Пересказывать, разумеется, нет! А вот опубликовать стенограмму полностью — такая необходимость есть. В таком важном деле на слово не обязан верить никто!

Б. Викторов приводит маленький кусочек из защитительной речи Тухачевского на суде, отрицавшего предъявленные ему обвинения (такие же речи произносили и другие обвиняемые). Из книги Никулина известна его реплика на предъявленные ему документы на немецком языке: «Мне кажется, я во сне». (С. 191.)