Но Боманьян, не обращал на нее внимания. Жозефина пыталась его удержать, но, видя, что одной не справиться, обернулась к Леонару и свободной рукой указала на левое плечо Боманьяна, подкрепив это энергичным жестом. Леонар мгновенно вытащил стилет и вонзил его в плечо противника. Тот от боли осел на пол.

Сохраняя полнейшее спокойствие, графиня велела Леонару связать Боманьяна — они воспользовались свободным концом веревки, опутывавшей Рауля. Усадив его у стены, она осмотрела рану, перевязала ее платком и промолвила:

— Ничего страшного. Через два-три часа боль пройдет. А пока мы займем посты в засаде.

Она двигалась плавно и грациозно, держалась так безмятежно и уверенно, словно все это было заранее отрепетировано. Распоряжения Леонару она отдавала очень коротко, но голос ее, даже приглушенный, звучал так ликующе, что тревога Рауля возрастала с каждой минутой. Как ему хотелось крикнуть и предупредить ту, которой было суждено стать новой жертвой ловушки!

Увы, теперь ничто не могло помешать твердой решимости графини Калиостро. Рауль не знал, что делать, ему в голову приходили мысли одна другой нелепей. Было слишком поздно… Из его груди вырвался стон: в комнату вошла Кларисса д'Этиг.

До сих пор Рауль испытывал страх лишь за себя и графиню Калиостро — кроме них двоих, опасность никому не угрожала. В себе он был уверен: нет, его звезда еще не погасла. Да и графиня доказала, что сможет в одиночку справиться с Боманьяном.

Но Кларисса… Ее появление все изменило. Она превращалась в добычу хитрой и жестокой хищницы Жозефины… Рауль испытал ужасное ощущение физического бессилия. Волосы зашевелились у него на голове, тело покрылось липким потом. Глянув на бесчувственное лицо Леонара, Рауль вспомнил распухшие, израненные от пыток пальцы вдовы Русслен и стал белым как мел. Недаром часом раньше, когда он пробирался к маяку, у него появилось предчувствие, что впереди его ждет новое сражение. И вот сражение в полном разгаре, а он, Рауль, присутствует на нем в роли зрителя, со связанными руками и веревкой на шее, лишенный возможности вмешаться в ход действия.

«Что ж, по крайней мере это еще один хороший урок, — сказал он сам себе. — Надо признаться, во всем виноват один я. Но Кларисса, милая моя Кларисса, как же я тебя подвел!»

Девушка застыла неподвижно, с удивлением глядя на угрожающий ей револьвер Леонара. Она беспечно шла к месту назначенной ей встречи и была застигнута врасплох зрелищем борьбы и насилия. Она успела пролепетать лишь несколько слов:

— Что здесь творится, Рауль? И почему ты связан?

Она протянула к нему руки — не столько в мольбе, сколько для того, чтобы помочь ему освободиться.

Но что они могли сейчас сделать против графини и Леонара?

При виде ее исхудавшего, изможденного лица, Рауль с трудом подавил готовое вырваться восклицание жалости и сочувствия. Вместо этого, он сказал уверенно:

— Все в порядке, Кларисса, ни тебе, ни мне ничего не угрожает. Все будет хорошо, я тебе обещаю.

Она посмотрела на присутствующих, узнала Боманьяна и робко спросила:

— Что вы от меня хотите? Не могу понять, кто пригласил меня сюда?

— Я, мадемуазель, — прозвучал тихий, но властный голос Жозефины.

Красота Жозефины поразила Клариссу и вместе с тем внушила надежду: такая прекрасная женщина не могла желать дурного, наверное, она хочет помочь, защитить…

— Но я вас не знаю, мадам.

— Зато я вас знаю, — энергично кивнула Жозефина Бальзамо, которую, кажется, начинали раздражать изящество и благородство манер юной девушки.

— Вы дочь барона д'Этиг, вы любите Рауля д'Андрези, — продолжала Жозефина и обратилась к Леонару:

— Запри дверь и повесь надпись: «Частная собственность. Вход воспрещен».

— Мне уйти? — спросил Леонар.

— Да, сейчас ты мне не нужен, — сказала Жозефина, с поразившей Рауля интонацией. — Постой там, за дверью, и проследи, чтобы нас никто не беспокоил.

Леонар заставил Клариссу сесть на стул, завел ей руки за спину и хотел связать, но Жозефина остановила его и вновь потребовала, чтобы он оставил их. Леонар повиновался.

Жозефина взглянула на три свои жертвы. Все три были безоружны и не могли сопротивляться. Да, поле битвы оставалось за нею. Рауль не сводил с Жозефины глаз, изо всех сил стараясь понять цель ее действий или хотя бы угадать ее намерения. Она была на удивление спокойной. В ее жестах, словах, во всем облике не было ничего торжествующего, приподнятого, возбужденного. Впервые он видел в ее лице с неизменной ослепительной улыбкой черты неотвратимой судьбы, которая скрывалась под маской молодости и красоты. Теперь Рауль, кажется, проник в тайну этой загадочной души.

Жозефина села подле Клариссы, устремив на нее неподвижный взгляд прекрасных, но сейчас таких холодных глаз, и заговорила сухо и монотонно:

— Три месяца назад, мадемуазель, одну молодую женщину похитили, едва она сошла с поезда, и привезли в замок, принадлежащий барону д'Этигу. Там была разыграна гнусная комедия суда, в которой участвовали несколько нормандских помещиков, в их числе были и присутствующий здесь Боманьян и ваш отец. Когда прения закончились, ваш отец и его кузен Бенто отнесли эту женщину на берег, привязали ее к лодке, перед этим положив туда же огромный камень, вывели лодку в открытое море и выбили затычку из пробитого днища.