Шрифт:
16
Префект департамента Леман господин Барант в этом же самом 1807 году писал министру полиции господину Фуше:
«Я прошу о том, чтобы поднадзорный Филипп Буонарроти, проживающий ныне в Женеве, был выслан из этого города. Против него нет никаких определенных жалоб или обвинений. Но мэр Женевы, обеспокоенный скоплением революционных элементов в городе, опасается, как бы этот поднадзорный, слывущий человеком экстремистских взглядов, не установил с ними слишком тесных контактов».
Господин Фуше, недавно получивший от Наполеона титул герцога Отрантского, был настроен довольно благодушно. Прочитав послание женевского функционера, он расхохотался.
Смех его удивил находившегося тут же префекта парижской полиции, подозрительного и въедливого Дюбуа.
Заметив это, Фуше сказал:
— Что за олухи сидят там, в Женеве. Вы только подумайте, что он пишет: «определенных жалоб нет». И тем не менее просит, чтобы я выслал поднадзорного из Женевы, хотя я совсем недавно вселил его туда… «Определенных жалоб нет»… А какие же есть? Неопределенные? Да если бы мы стали высылать всякого, на кого нет «определенных жалоб», то пришлось бы пожертвовать половиной населения Франции!
Дюбуа, желая угодить шефу, тоже хихикнул, хотя вовсе не испытывал веселости.
— Что прикажете им ответить, ваша светлость? — спросил он спустя некоторое время.
Фуше снисходительно посмотрел на него.
— А что можно на такое ответить? Разумеется, ничего. Ждите дальнейших донесений и уточнений…
Господин Фуше, новоиспеченный герцог Отрантский, ныне вел себя довольно беспечно, чем подчас повергал ревностного к службе Дюбуа в некоторое беспокойство. Министр полиции, этот великий сыщик, словно утратил былой нюх. Хотя в его руках сосредоточились нити многих «темных дел» и он уже прекрасно знал, кто есть кто и чем занимаются филадельфы, он не спешил давать хода всем этим делам.
Он выжидал.
Он не слишком верил в прочность той блестящей империи, которой служил и за службу которой получал высокие титулы, звания и огромные денежные награды.
Он понимал: сейчас империя кажется нерушимой, как нерушим и ее создатель. Но, человек, много повидавший на своем веку, он знал и другое: именно в тот момент, когда явление достигает видимого апогея, оно зачастую оказывается на грани близкого падения…
Глава четвертая
1
Еще во все трубы продолжали трубить о мире, а мира уже не было.
И не только с Англией, главным и вечным врагом.
Войска Наполеона, возглавляемые его маршалами и генералами, в разных концах Европы под видом «упорядочения мира» творили далеко не мирные дела.
Прежде всего он решил довершить «замирение» Италии.
23 ноября 18 07 года французы оккупировали Тоскану. Великое герцогство Тосканское было отдано сварливой сестрице Элизе.
Затем настал черед папского государства.
Римский первосвященник, считая себя по-старому высшей духовной властью Европы, полагал, что декреты о континентальной блокаде на его земли не распространяются. Он до последнего верил, что император французов, рассчитывавший на поддержку католической церкви, не посмеет ущемить ее главу.
То была весьма наивная вера.
Наполеон направил Пию VII резкий ультиматум.
Папа не ответил.
Тогда — без единого выстрела — заранее подготовленная французская армия заняла «Вечный город». Рим с соседними областями вошел в состав империи.
Одновременно разрешалась и испано-португальская проблема.
С Португалией все обошлось, как с Римом: быстро и без применения оружия. В том же ноябре того же 1807 года корпус Жюно занял Лиссабон. Что же касается Испании, то великий артист разыграл с ней один из своих излюбленных фарсов.
То был водевиль в трех действиях.
Перед началом похода на Лиссабон, чтобы обеспечить свободное продвижение своим войскам через испанскую территорию, Наполеон предложил испанскому королю разделить с ним Португалию.
Затем, использовав распрю в семье испанских Бурбонов — трон оспаривали друг у друга отец и сын, — император заявил, что готов выступить в роли третейского судьи, и пригласил обоих соперников в Байонну.
Наконец, в Байонне, фактически держа претендентов под арестом, он заставил и одного и другого, якобы в целях «справедливости», отречься от своих прав в пользу Франции. Иначе говоря, передать испанский престол ему, Наполеону…
Он хохотал, как помешанный.
— Байонна — это политический Аустерлиц, — внушал он своим придворным.