Несмотря на это, Оля была старой девой тридцати трех лет с ребенком-девочкой шести лет. Человеком она была независимым и упрямым. Сколько раз Андрюша задушевно, пытаясь положить руку Оле на сердце, говаривал: «Лелик! Бросай ты эти озабоченные интонации, выпендривайся вон как Жаннка. Ведь вся область над тобой не может».

Нет.

Кроме всего прочего, классической старой девой Ольгу делала дурная привычка катастрофически краснеть не только от пошлых анекдотов, но и от любого мужского пристального взгляда. Таким взглядом, а ля Филипп Киркоров, Андрюша и одарил ее, с удовлетворением отметив, что реакция не замедлила. Для дополнительного эффекта, вскакивая на сцену, он обернулся и обаятельно щелкнул зубами. Следующая за ним по ступенькам Оля чуть не упала.

Жаль, что в этот раз нет с ними Митьки Тумасова. Но тот никак не опомнится после пришедшей в прошлый «День Авторадио»к ним на сцену записки: «Митя и Андрюша, я так вас люблю и хочу от вас ребенка. Жду вас за машиной. Танюсик.»Не столь ужасной была записка, сколь ужасным было то, что оба они тогда страшно покраснели и замялись на глазах у публики.

Андрюша вскинул руки и шагнул к микрофону.

Тут народ радостно взревел.

Андрюша скромно шаркнул ножкой и симпатично «закинул глазки за козырек». «Уау!»— вырвалось у автора сценария и режиссера радиопередач «Слушаем кино», «Гляди на музыку»и «Беги по небу, Толька». Ну, на этот раз солнцекамский отдел культуры превзошел сам себя. Не иначе, сумели как-то раскрутить «Сильвинит», самое богатое предприятие города.

К площади, плавно покачиваясь на воздушных волнах, прямо по небу плыл огромный старинный парусник под янтарно-желтым такелажем.

«Как только им удалось так замаскировать вертолет?»— с восторгом и легкой завистью покачал головой шоу-мэн.

Андрей очень удивился бы, узнав, что сейчас большинство солнцекамцев думают на счет летучего корабля: «Ай да Авторадио! Это вам не ежегодный автопробег по бездорожью! Интересно, начнут из него что-нибудь сейчас выбрасывать?»

Однако, несмотря на такие рациональные мысли, тишина на площади воцарилась благоговейная. Уж слишком настоящим казался корабль, слишком деревянным корпус, слишком большими паруса, слишком подробной стилизация: даже гнезда настоящих птиц, прилепившиеся к самому дну.

В тишине с борта свесилось несколько голов в цветастых банданах. Головы переглянулись, пожали плечами, засмеялись, и через борт с легким стуком перекинулась, на ходу разворачиваясь, длинная веревочная лестница. Когда конец лестницы заколыхался почти у лиц потрясенных горожан, через борт перекинулась нога в рыжем кожаном сапоге с отворотами, затем другая. И некто, напоминающий раздуваемой белой рубахой с пышными рукавами передумавшего забираться в жерло пушки Мюнхгаузена в финале Захаровского фильма, начал энергично спускаться вниз.

Лестница болталась неподалеку от сцены, и стройный седовласый юноша с мечом в узорчатых ножнах легко спрыгнул на зеленый дощатый помост. Он торопливо поклонился, придерживая веревки, по которым тут же заспешили вниз еще двое мужчин: вполне современный небритый волосатик в джинсах и майке и элегантный пожилой негр с трубкой.

Волосатик, бултыхаясь посреди лестницы, с риском для жизни помахал рукой со сложенными в «Викторию»пальцами, проскандировав:

«Привет! Немытая Россия!

Страна рабов! Страна господ!

И вы, мундиры голубые!

И ты, им преданный народ!»

Народ довольно дружно засмеялся и зааплодировал, утверждаясь в уверенности, что появление троицы — часть программы, и продолжение следует.

Продолжение, действительно, следовало. Раздались крики: «Вира! Майна!»и с борта как шлюпку, или по более современным ассоциациям, как корову с бомбардировщика, начали спускать лошадь. Наиболее осторожные и знакомые с сельским хозяйством зрители поспешили отодвинуться в сторонку: ведь и голубь может изрядно испортить шляпу, что же о лошади говорить.

Тем временем, Шез Гаррет, ощущающий себя наверху блаженства в связи с неожиданным и ничем пока не объясненным обретением телесности, подошел к микрофону, и, звучно постучав по нему согнутым пальцем, проникновенно обратился к народу:

— Привет. Тут такое дело, братушки… Вы, кстати, тут празднуете что, или так митингуете?

Толпа сочла вопрос продолжением сценария и привычно возопила. Общий смысл сводился к тому, что, мол, празднуем.

— Ну, че тогда, с праздником, пиплы…

Толпа вновь приветливо взвыла.

— …Мы здесь, собственно, по какому делу… Мы ищем одну чувиху, девчонку то есть… Нет, не тебя, детка, хотя ты ничего тоже. Нашу девочку зовут Беатриче Гарвей. Шестнадцать лет. Темноволосая, невысокая. На гитаре здорово бацает. Сирота. Местная. В общем, если кто, что знает — вознаграждение гарантируем. Это удачно, кстати, что все мы здесь сегодня собрались. Может, какой чувак, что и знает. Ну все. Я кончил. Чего и вам желаю. Кстати, можно помахать летучему кораблю, его знаменитому капитану Сэму Фэрту и доблестному экипажу. Вряд ли подобное зрелище вам еще удастся увидеть. Прошу искьюзить нас за прерванную вечеринку. Можно продолжать. Да, герла в желтенькой маечке, которая так сладко мне улыбалась, я тебя почти люблю. Спущусь — поговорим. Как тебя? Аленка? Пользуюсь случаем — передаю привет Аленке.