Шрифт:
У меня в руках в половинке скорлупы ореха была наверное тысяча мокрых и сверкающих раковин, когда я, подняв глаза от воды к линии дымящих верщин, почувствовал трепет земли, который странным образом задел потаенные струны памяти. Голос девушки, женщины, богини из моего сна был… тем же самым голосом, который обратился ко мне, когда я мчался в «часах» в будущее, к краю времени!..
Почему же мое видение совпало с вулканическим гулом глубоко под землей? Может это было просто что-то вроде похмелья от прежних переживаний, вызванных ктулхами, инстинктивное предчувствие опасности, вызываемое движением земли? Или что-то более глубокое, подсознательное? Пожалуй мне лучше вернуться к моим «часам».
Не тратя времени на обдумывание загадки, я сунул коллекцию ракушек под мышку и направился к «часам». Едва я двинулся с места, как земля снова задрожала, и на сей раз это сопровождалось низким и страшным гулом. Черный дым начал подниматься от вершин низких прибрежных холмов. Я прибавил шагу, перейдя на неуклюжий бег по мокрому песку. В этот момент со стороны моря раздался громкий взрыв, затем еще один, гораздо громче. За ним последовал сильнейший удар, который сбил меня с ног — и я оказался на песке — а земля начала страшно трястись.
Затем послышался такой свист и хруст, что я тут же повернулся в сторону моря, к источнику этих пугающих звуков. То что я увидел, поразило меня своим фантастическим величием. Молния прорезала внезапно потемневшее беспокойное небо, и на берег обрушился безумный вихрь, поднявший огромные волны в океане, а под завывание ветра высоко в небо поднялся столб дыма и пепла. И под эту какофонию разбушевавшихся стихий из моря начал подниматься огромный земляной конус, контуры которого я с трудом различал сквозь завесу неожиданно хлынувшего ливеня. Это был новорожденный остров, с криком выбирающийся из водяного чрева!
Массивная вершина черно-серого камня качалась и дергалась, поднимаясь из кипящей воды. А в сине-черное небо из жерла подводного вулкана рвались языки плами. Теперь на берег хлынула вода — ударная волна перепуганного океана!
«Часы», мое единственное средство возвращения из мелового периода к эпохе человека, оказались на пути стены воды, которая поднялась горой далеко в море и начала свой жуткий путь в сторону земли. Я с трудом поднялся на ноги и, несмотря на то, что земля под ногами тряслась, а мокрый песок засасывал, мешая бежать. Может быть я успел бы вовремя добраться до своего корабля, если бы очередной сейсмический удар вновь не швырнул меня на песок. Я все еще лежал — всего в каких-то пятнадцати или двадцати ярдах от моего гробоподобного убежища — когда огромная волна обрушилась на меня, придавив к земле. Я решил, что пришла смерть, но та же волна подняла меня и понесла вперед на своем гребне, и вышвырнула на землю возле рощи больших пальм. Как только вода стала спадать, я схватился за ствол одного из деревьев и избежал гибели в пучине разбушевавшегося океана.
Не было ни малейшего шанса рассмотреть мой корабль среди безумия стихий. Спотыкаясь, я выбрался из-под пальм и устремился в сторону холмов. Конечно больше всего я беспокоился о «часах». Меня переполнял ужас при мысли, что мой корабль потерян навсегда, но инстинкт самосохранения был важнее всего. Упрямо карабкаясь по крутому склону, я обернулся и увидел, что вокруг острова поднимаются новые волны и вскоре они обрушат на берег всю ярость морской стихии.
Время шло. Последующие волны хотя и не достигали уровня первой, сильно потрепали многострадальный берег. Наблюдая за ними со своего места у подножья холмов, я видел, как они в течение всего дня, накатывали, постепенно затухая, по всей длине прибрежной полосы, насколько хватало глаз. Подземный гул тоже постепенно затих, закончилось извержения на холмах у меня за спиной. Новорожденный остров застыл посреди серого моря. Его вершина продолжала мрачно тлеть.
Застывшая лава образовала в океане нечто вроде дамбы, замкнув, словно в огромном бассейне, часть океана. Однако приглядевшись, я понял, что воды нового залива все же сообщаются с океаном, и песчаный берег материка отчасти осел в результате землетрясения. Если уровень океана не понизится…
Боже мой, Анри, это была жуткая мысль! Стать робинзоном в доисторическом мире, полном огромных хищников и первичных растений мелового периода… Именно это грозило мне, потому что мои «часы» оказались где-то на дне мелкого, но населенного опасными существами залива! Какие шансы выжить были у меня в мире, где хозяйничали динозавры, и шла бесконечная борьба за выживание? Я оказался на мели.
Сумрачный день быстро сменил мрачный вечер.
По мере приближения ночи стихии начали утихать. Я услышал гул насекомых и хриплые крики летающих ящеров со стороны окрестных холмов, скал и в особенности от берега, уже затянутого туманом. Да это и понятно! Там крылатые хищники устроили охоту на отрезанных от моря рыб, моллюсков и ракообразных птеранодонов. В небе над океаном кружилось множество летающих ящеров, а густой туман, словно белое одеяло, накрыл берег.
В сыром воздухе, появился запах морских существ, слишком долго находившихся без воды — запах, куда более сильный, чем на лондонских рыбных рынках. Не удивительно, что летающие ящеры слетелись сюда со всего побережья. Я понимал, что не смогу спуститься к берегу ночью, может быть даже и утром. Но смогу ли я пережить ту ночь? Я сидел у подножия холмов, меня окружала быстро густеющая стена тумана, ночь вступала в свои права, а я как безумец думал лишь о завтрашнем дне! Боже мой!
В тот вечер я отыскал маленькую пещерку на крутом откосе холма. Ее размеры были достаточны, чтобы я мог поместиться в ней, хотя и без особого комфорта. Однако до того, как совсем стемнело, я выполз из своего убежища, чтобы подобрать большой пальмовый лист. Ободрав его я оставил длинный острый и гибкий стержень — оружие против голодных хищников, которых может привлечь мой запах. По-прежнему чувствуя себя крайне уязвимым, я постарался — пока еще было достаточно светло — найти у подножия холмов плоскую каменную плиту вроде тех, которые используют для тротуаров. Через двадцать минут, я снова оказался в своей неуютной норе, держа в руке копье, выставленное в узкую щель между плитой, заменявшей дверь, и потолком моей пещеры. Когда стемнело, несмотря на уныние и страх, я задремал.