Шрифт:
— Талискер!
Он подскочил от неожиданности, услышав голос за спиной. Йиска и Родни выбрались из палатки, в которой они ночевали, и приблизились к машине.
— Доброе утро, — улыбнулся Талискер.
Эта парочка напоминала скаутов-переростков, собравшихся в поход. На плечах Йиски висел плотно набитый рюкзак, который до этого ехал в багажнике джипа. Родни тоже нес на спине объемистый сверток, однако Талискер не мог понять, что это такое, поскольку вещи были обернуты большим куском оленьей кожи.
— Пора выдвигаться, — сказал Родни без предисловий. — Шаман ушел, и никто не помешает нам войти в пещеру...
— Что, даже не позавтракаем?..
— ... но у людей могут возникнуть вопросы, — невозмутимо закончил Родни.
Талискер немедленно ощутил укол совести. У навахо не принято перебивать друг друга, и каждый из собеседников всегда дослушивал говорившего до конца. Возможно, именно поэтому в речи навахо было мало «сорных» слов и междометий, которые так замусоривают западную речь.
В молчании они пересекли поле, отделявшее их от пещеры Мумии. В предутреннем свете утес, нависший над входом, казался угрюмым человеческим лицом с нахмуренными бровями и скорбно изогнутым ртом. Изнутри долетал запах влажного камня и трав. Талискер немного помедлил, прежде чем войти внутрь.
— Все в порядке, Талискер? — спросил Йиска.
— Да. Я просто думаю, что стоило бы попрощаться с Эффи.
— Не беспокойся. Милли и Рене позаботятся о ней до нашего возвращения.
— Знаю. И все же... Она очень хотела пойти с нами.
Родни кивнул.
— Увы, медлить нельзя. Каждую ночь кто-нибудь умирает во сне.
Талискер повел плечами.
— Как знать... Может вообще не получиться.
Они вошли в темноту. Талискер ожидал, что здесь будет так же зябко, как и снаружи, если не холоднее, однако стены еще хранили тепло предыдущего дня. Впереди смутно вырисовывалась темная линия каменных нагромождений. Подойдя ближе, Талискер понял, что некогда это были постройки. Слева виднелись остатки какого-то круглого сооружения.
— Здесь находилась кива, — объяснил Йиска, понизив голос.
— Навахо когда-то жили внутри пещер?
— Нет. Это сделали анасази — древнее племя. Теперь оно исчезло.
— Что значит «исчезло»?
— Никто не знает, почему анасази умерли... или ушли. В свое время они славились как великие строители и ремесленники.
Талискер подошел к кругу кивы.
— Что это, Йиска? — Пол был присыпан какой-то пылью — светлой на темном камне. Талискер нагнулся, пытаясь ее рассмотреть.
— О! Не наступай. Должно быть, шаман сотворил песчаный узор. В последнюю ночь — в конце церемонии — песок выметают и развеивают по ветру.
— Похоже, они не очень-то старательно подмели, — заметил Талискер.
Йиска нахмурился и посмотрел на пол.
— Верно, — подтвердил он. — Надо было сделать это лучше. — Йиска всмотрелся во тьму пещеры, а затем обернулся к выходу. Отсюда заснеженный пейзаж казался до невозможности ярким. — Может, что-то напугало их, и они поспешили уйти, — пробормотал он. — Может, они увидели чинди...
— Кстати о чинди.. — Талискер вынул коробку из кедра и отошел к задней стене пещеры.
— Что он делает? — нахмурился Родни.
— Сичей, — Йиска взял деда под локоть и повел следом за Талискером, — ты только не пугайся...
Родни послал ему суровый, несколько презрительный взгляд.
— С чего бы мне пугаться?
— Малки? Малки, ты тут? Можешь выходить. — Талискер поставил коробку на пол и открыл ее.
Малки немедленно выбрался наружу; его полупрозрачный силуэт чуть колебался от дуновения ветра.
— Привет, Дункан. Эффи вернулась?
— Да. Мы так думаем...
Родни потерял дар речи. Он судорожно втянул воздух и прикрыл рот ладонью, словно боясь, что с его губ сорвется проклятие.
— Все нормально, сичей, — уверил его Йиска. — Малки — наш друг. Вернее, друг Талискера.
— Малколм Маклеод. — Горец зубасто улыбнулся Родни. — На самом деле я прапрапра... — не знаю уж, сколько там их — дедушка Дункана. Замечаешь сходство?
К чести Родни, он оправился от ошеломления быстрее, чем это сделал Талискер, впервые встретившись со своим предком. Старик слегка поклонился Малки.
— Я — Родни Таллоак из Аризоны, из народа Черного Леса. Можешь называть меня Хостин.
Малки уважительно кивнул и принял подобающий случаю торжественный вид.