– Сэр, извините меня за то, что лезу не в свои дела, но сейчас уже поздний час.

Директор вздохнул.

– Мартин, скажи мне хоть что-нибудь, чего я не знаю.

– По-моему, вам пора отправляться домой, к Мадлен, – мягко проговорил Линдрос.

Директор устало провел ладонью по лицу, внезапно ощутив, насколько сильно он вымотался.

– Мэдди – у своей сестры, в Финиксе. Мой дом нынче пуст.

– И все равно, нужно ехать домой.

Линдрос встал, собираясь уйти, но Директор остановил его взглядом.

– Выслушай меня, Мартин. Ты полагаешь, что с Борном покончено, но это не так.

– Я не совсем вас понимаю, сэр, – ответил Линдрос, надевая плащ.

– Возможно, Борн действительно мертв, но за последние часы своей жизни он сделал из нас мартышек.

– Простите, сэр?

– Он сделал из нас мартышек в глазах всех остальных. Это недопустимо. Мы все – под колпаком, и, начнись какая-либо проверка, нам станут задавать очень неприятные вопросы, на которые мы не сможем ответить, и последствия будут самыми удручающими. – В глазах Директора вспыхнул опасный огонек. – Для того чтобы спрятать эту историю в чулан и позабыть о ней, нам не хватает одного.

– И что же это, сэр?

– Нам нужен козел отпущения, Мартин, человек, к которому прилипнет все дерьмо, в результате чего мы с тобой будем пахнуть как розовые бутоны в мае. – Директор посмотрел на своего заместителя испытующим взглядом. – У тебя есть кто-нибудь на примете, Мартин? Можешь ли ты предложить кого-нибудь на эту роль?

Линдрос почувствовал, как в его животе образовался тугой холодный комок.

– Ну же, Мартин, говори! – подстегнул его Директор. – Я жду!

Однако Линдрос по-прежнему молчал. Он был просто не в состоянии разжать губы.

– Что ж, Мартин, в таком случае я скажу за тебя. Конечно же, такая кандидатура имеется, и ты прекрасно знаешь, кого я имею в виду.

– Это доставляет вам удовольствие, сэр?

Вопрос прозвучал косвенным обвинением, но Директор не только не обиделся, а, наоборот, испытал чувство гордости. Уже не в первый раз он убеждался в том, что его мальчики выросли порядочными людьми. Раз они не сдают своих коллег, то тем более не сдадут и его.

– Я говорю о детективе Гаррисе.

– Мы не имеем права поступать с ним подобным образом! – с усилием проговорил Линдрос. Он чувствовал, как в его груди кипит злость, словно пена, вырывающаяся из открытой банки с содовой.

– Мы? А при чем тут «мы», Мартин? Задание было поручено тебе, и я довел это до твоего сведения с самого начала. Так что расхлебывать последствия – тоже тебе.

– Но Гаррис ничем не провинился!

Брови Директора поползли на лоб.

– Лично я в этом сильно сомневаюсь, но, даже если ты прав, кого это волнует?

– Меня, сэр.

– Ну что ж, прекрасно, Мартин. В таком случае ответственность за фиаско в Старом городе и в тоннеле под площадью Вашингтона тебе придется взять на себя. Ты к этому готов?

Линдрос прикусил губу.

– Иного выбора у меня нет?

– Лично я его не вижу. А ты? Эта сука, Алонсо-Ортис, твердо решила вырезать из меня фунт плоти – тем или иным способом. И мне, черт побери, не все равно, кого принести в жертву – какого-то занюханного детектива из полиции штата Вирджиния или моего любимого заместителя! Допустим, ты решил сделать себе харакири, Мартин, но подумал ли ты о том, как это отразится на мне?

– Боже всемилостивый! – воскликнул Линдрос, будучи уже не в состоянии выносить все происходящее. – Каким образом вам удалось в течение стольких лет выживать в этом гадючнике?

– А с чего ты взял, что мне это удалось? – спросил Директор, поднимаясь и надевая пальто.

К монументальному, сложенному из дикого камня готическому зданию церкви Матиаса Борн прибыл без двадцати двенадцать. Следующие двадцать минут он осматривался и привыкал к территории. Небо было чистым, воздух – холодным и бодрящим. Но на горизонте клубились густые тучи, и порывы свежего ветра доносили до Борна запах близкого дождя. Случайные звуки и мимолетные ароматы то и дело будили в его поврежденной памяти обрывки каких-то старых воспоминаний. Борн не сомневался, что когда-то в прошлом уже бывал здесь, но, как ни старался, не мог вспомнить, когда именно и с какой целью. Уже в который раз в его сознании всплыли образы двоих дорогих ему людей, и душу вновь захлестнула боль от утраты – такая сильная, что на секунду ему показалось, будто она способна вернуть к жизни Алекса и Мо.

Непроизвольно застонав, Борн тем не менее вернулся к тому, зачем сюда приехал, продолжив самым внимательным образом осматривать окрестности, желая убедиться, что враг не наблюдает за ним из укрытия.

Когда часы пробили полночь, он подошел к огромному южному фасаду церкви, над которым возвышалась восьмидесятиметровая башня с горгульями – каменными рыльцами водосточных труб в готическом стиле. На нижней ступени крыльца стояла молодая женщина – высокая, стройная и удивительно красивая. На ее длинных рыжих волосах играли отблески уличных огней, а позади, над порталом главного входа, печально взирал высеченный из камня еще в XIV веке лик Девы Марии. Женщина попросила Борна назвать свое имя.