Но он ошибался. Признав защиту социализма делом всего социалистического содружества и тем самым право «братских» партий обсуждать, а при случае и вмешиваться во внутренние проблемы суверенной страны, Дубчек тем самым допустил возможность подмены межгосударственных отношений межпартийными.

Западные журналисты, наблюдавшие за ходом встречи, отметили непонятную робость в поведении Брежнева и рассерженный вид Ульбрихта и Гомулки.

Сразу после братиславской встречи несколько успокоенный Брежнев уехал в отпуск. Его замещал в ЦК КПСС А.П. Кириленко, которому было поручено передавать в Крым, где находился Генеральный секретарь, обобщенную информацию и оценки ситуации в Чехословакии.

На самом деле информация, поступавшая в Крым из Москвы, имела для Брежнева второстепенное значение. Основным каналом информации, которому он полностью доверял, стал телефонный кабель Ялта – Прага, разговоры с советским посольством, шедшие непрерывно, по несколько раз в день. Через этот канал с Брежневым контактировали представители «здоровых сил» в чехословацком руководстве. Их живая речь, видимо, была более убедительной, чем соответствующее письменное изложение в донесениях посла Червоненко.

Основной лейтмотив бесед был один: команда Дубчека интерпретирует результаты братиславского совещания совсем иначе, чем лидеры остальных компартий.

Вскоре после братиславской встречи на стол Брежневу легли шифровки о собраниях партактивов в пражских районах, на которых Ф. Кригель и И. Смрковский делились впечатлениями, как они «обманули русских», и отмечали, что «все будут делать по-своему» [228] .

У Брежнева окончательно сложилось убеждение: с чехословацкими реформаторами дальнейшие переговоры бесполезны, в ближайшем будущем они неизбежно будут сметены второй, более радикальной волной, которая приведет к реставрации буржуазных порядков в Чехословакии.

Разноголосица и столкновение честолюбий в рядах чехословацких реформаторов позволяли Москве заниматься активными поисками замены Дубчеку – то предлагая пост первого секретаря не стоявшему на передних позициях Э. Эрбану, от чего тот благоразумно отказался, то вынашивая планы создания марионеточного «рабоче-крестьянского правительства». По мнению Млынаржа, на поисках Кремлем стопроцентно надежной кандидатуры сказывалась «русская традиция ставить на кого-то одного, облеченного абсолютным доверием», неумение учитывать и тем более сотрудничать с различными политическими силами или негласными фракциями одной партии [229] .

9 августа в телефонном разговоре с Дубчеком Брежнев высказал свои претензии по поводу фактического отказа чехословацкой стороны выполнять прежние договоренности.

«Создается впечатление, – говорил Брежнев, – что из совещаний не сделаны выводы. Обязательства, которые мы с вами приняли в Чиерне-над-Тисой, не выполняются». Затем он заговорил о мерах по овладению средствами массовой информации и прекращению деятельности социал-демократической партии и клубов [230] .

13 августа состоялся новый телефонный разговор с Дубчеком. Брежнев требовал объяснений в отношении антисоветских выпадов в чехословацкой прессе. Поднимались Брежневым и две другие проблемы: обещанные изменения в МВД и в партийном руководстве. В этой трудной эмоциональной беседе со множеством взаимных упреков со стороны Брежнева прозвучали обвинения в обмане, в отказе от принятых обязательств. В свою очередь Дубчек постоянно ссылался на изменившиеся обстоятельства, на невозможность решать поставленные вопросы на Президиуме. До сих пор, однако, неясно, что имел в виду Дубчек под словами «изменившиеся обстоятельства». Судя по всему, контроль над ситуацией действительно выскользнул из его не очень твердых рук.

Выводы, сделанные в Москве после разговора Брежнева с Дубчеком 13 августа, стали решающими. Никто уже не сомневался или не смел сомневаться в необходимости военного вторжения в Чехословакию.

16 августа Политбюро ЦК КПСС утвердило текст послания Брежнева Дубчеку. В нем на двух страницах пункт за пунктом перечислялись обязательства, нарушенные чехословацким руководством.

На следующий день, 17 августа, заседание Политбюро ЦК вел сам Брежнев. С этого заседания началась завершающая стадия подготовки к вторжению. Было принято решение собрать 18 августа совещание руководителей стран – членов Варшавского Договора, чьи войска привлекались к военной операции в Чехословакии.

Уже на апрельском заседании Политбюро ЦК КПСС после опубликования в Праге «Программы действий» КПЧ Брежнев внес предложение о необходимости проведения на территории Чехословакии военных учений. Это был один из способов давления на чехословацкое руководство. Не исключалось, что еще в ходе учений на территорию Чехословакии, в случае необходимости, будет введен дополнительный войсковой контингент.

Брежнев отдавал себе отчет в том, что подобные действия вызовут протесты в чехословацкой и западной прессе. «Ну, что же, не впервой. Зато мы сохраним социалистическую Чехословакию, зато каждый подумает после этого, что шутить с нами нельзя», – отвечал он, наверное, на это самому себе.