Что ж, господа «раскрутчики», сейчас только я могу спасти вас от необходимости выбирать меньшее из двух зол.

Давай вспомним, как это делается. Локтем левой руки бьем противника под ребра, а каблуком правой наносим ему удар по голени. Или топчем ступню…

А потом, когда он ослабит захват… Однако прием не срабатывает. Карапетян лишь ругается страшным голосом и еще сильнее сжимает локтевым сгибом мое горло. Острие ножа больнее впивается в мою шею, и кровь горячей струйкой сочится в выемку над правой ключицей. Бесполезно дергаться.

Я закрываю глаза, готовясь испытать, каково это — умереть от ножевой раны.

Однако рука армянина внезапно отпускает мое горло, и сильный толчок в спину бросает меня на прокаленное солнцем гранитное покрытие крыши. Сквозь туман в глазах я вижу, как Карапетян, отшвырнув в сторону окровавленный нож, бежит к краю крыши, а Астратов и Слегин бросаются вслед за ним, но не успевают его догнать…

Потом мы все, включая пилота, стоим на краю крыши и молча глядим вниз на распростертое неподвижное тело ребенка, вокруг светловолосой головы которого на асфальте расплывается темное пятно.

Сзади нас вдруг слышатся странные звуки, и мы дружно оглядываемся.

Но на этот раз ничего опасного там нет. Просто из дверного проема на крышу, тяжело волоча непослушное тело, оставляя за собой кровавый след и что-то невнятно бормоча себе под нос, ползет раненый Лабецкий.

— Почему ты думаешь, что этот борец за свободу не мог быть Дюпоном? — спрашивает меня Слегин, когда джампер берет курс на Москву.

— Вряд ли, — еле двигая губами от внезапно навалившейся усталости, отвечаю я. — Во-первых, Дюпон не оставил бы меня в живых. Для него каждый лишний труп здесь означает рождение новой личности в Ином Мире… А, во-вторых, вы с Астратовым сами сказали, что вам удалось обнаружить гражданина Мостового.

Шея моя туго стянута наспех сооруженной повязкой из бинта, взятого в аптечке джампера, и голос то и дело дает «петуха». Словно рука Карапетяна до сих пор сжимает мое горло.

— Почему это — мы с Астратовым? — с подчеркнутой обидой спрашивает Слегин. — Не надо приписывать мои заслуги другим! Свое открытие я никому не уступлю!..

Астратов сидит впереди рядом с пилотом и из-за пронзительного свиста ультразвуковой турбины вряд ли слышит, о чем мы говорим.

— Ну, тогда рассказывай, как ты до этого докатился, — прошу я своего друга. — Только постарайся уложиться в два часа, а то знаю я твои лекторские замашки!..

Слегин не заставляет себя долго упрашивать.

Понимаешь, бубнит он мне в ухо, когда я взялся просматривать видеозаписи осуществленных реинкарнаций, то мне не давала покоя мысль, что должна быть какая-то зацепка… Вообще, кампания по массовому воскрешению душ была организована не очень продуманно. Удивительно еще, как кто-то допер встроить в «реинкарнатор» миниатюрную видеокамеру! Хотя, с другой стороны, наших ребят можно понять: им никогда еще не приходилось выполнять такую необычную задачу. Тем более — в условиях постоянного цейтнота и преодоления объективных трудностей… Вначале-то активацию ноо-матриц решили проводить под видом вакцинации детей нужного года рождения. И эта идея была здравой. Родители сами приводили своих чад в детские поликлиники, а там их встречали реинкарнаторы. Работать можно было спокойно, без оглядок по сторонам… Однако потом эта система стала давать сбои. Среди населения разнесся слух о том, что «прививка» якобы неблаготворно влияет на некоторых детей, в результате чего они начинают нести какой-то бред о прошлой жизни во взрослом теле.

Тогда, при активном участии СМИ, была распространена информация о неизвестном, но очень опасном вирусе, который, мол, поражает только детей и только определенного возраста. Вследствие чего была объявлена принудительная проверка возможных носителей этого «страшного заболевания». Однако и это не помогло. «Невозвращенцев» становилось все больше — и, соответственно, все больше родителей отказывались вести своих детей в поликлинику. А если реинкарнаторы выезжали к отказникам на дом, то им просто-напросто не открывали дверь.

Тогда оперативники были вынуждены уподобляться этаким «татям в нощи». Им все чаще приходилось чуть ли не похищать детей и обрабатывать их в спешке, в случайных местах, боясь, что вот-вот кто-нибудь схватит их за руку и грозно спросит: а что это вы делаете с бедными ребятишками?..

А что они могли еще придумать? Не принимать же закон, предусматривающий наказание за отказ подвергнуть ребенка медицинской проверке!..

— Короче, Слегин, — перебиваю его я. — Советую тебе приберечь все эти соображения для своих будущих мемуаров… Ты самую суть излагай!

— Что ж, вот тебе суть, подставляй обе ручонки, — невозмутимо изрекает Булат. — Ты и не представляешь себе, какая это муторная работенка!.. Мне ежедневно пришлось просматривать десятки, сотни видеофайлов. Отдельные эпизоды мне уже по ночам стали сниться!..

И однажды я понял, какой просчет губил эту грандиозную затею.

Как всегда, во всем была виновата наша российская безалаберность. Реинкарнировав личность, скрывающуюся в облике ребенка, люди Астратова задавали ей на разных языках стандартный вопрос: «Как вас зовут? Имя и фамилия?» По инструкции, следовало уточнять и прочие анкетные данные: возраст, профессию, место жительства… После чего показания реинкарнированного сверялись с базами данных. Кстати, искали не одного Дюпона. Если бы людям Астратова попался кто-нибудь из рядовых «спиралыциков», то его тоже взяли быв оборот, чтобы он выложил все, что знает о своем боссе…