— И вы думаете, что Цевонг был какой-то составной этого плана?

— Я бы не удивился.

Кристофер кивнул. Звучало вполне разумно. Разумно, но безвредно. А он был убежден, что то, что происходит здесь, вовсе не безвредно.

— Возможно, вы правы, — заметил он. — Но это вполне безобидная история. И как я вписываюсь в эту схему? А мой сын? Его похитили не потому, что некоторые священники тайком планируют открыть миссию в Лхасе.

Кормак пожал плечами.

— Я не знаю. Я далек от этих дел. Что-то говорит мне, что это скорее по вашей части. Но можете быть уверены в одном: если Карпентер сейчас закладывает фундамент своей тибетской миссии, это ему дорого обходится. Кого-то надо подкупить, надо привлечь к себе внимание влиятельных людей, надо завоевать доверие тех, кто облечен властью. Это недешево стоит. Да и платить приходится не только деньгами. Уступками. Услутами за услуги. Одолжениями. Как вы знаете, Библия и торговля часто идут рука об руку. А за торговлей, чуть отставая, следуют пушки. Во что бы там ни влез Джонни Карпентер, он влез в это по самые уши.

«Монеты, которыми я плачу, сделаны не из меди. И, если на то пошло, не из серебра или золота...»

— Где он находит деньги? Если ваши предположения верны, ему нужно много денег. Я был в Нокс Хоумз — и никакого богатства не заметил.

Кормак посмотрел на Кристофера так пристально, что тот даже моргнул. Казалось, взгляд его был полон презрения.

— Разве? — отрезал он. Затем быстро овладел собой. — Я слишком много выпил, — сказал он. — Вы должны извинить меня. Наш разговор принял опасный оборот, мистер. Лучше нам не заходить дальше, пока я не протрезвею, а вы не отдохнете. Возможно, будет лучше, если мы вообще не будем заходить дальше. — Он глубоко вздохнул, прежде чем продолжить. — Приходите ко мне завтра утром. Днем мне выходить на работу. Я буду в своем бунгало — в госпитале вам скажут, как найти меня. У меня есть кое-что в столе, что бы я хотел вам показать.

Доктор замолчал и снова посмотрел в окно. На холмах кто-то развел костер. Он с трудом различал его маленькое, одинокое пятнышко в окружающем мраке.

— Господи, — сказал он так тихо, словно говорил с самим собой. — Иногда я задумываюсь над тем, зачем мы вообще приезжаем сюда, зачем мы остаемся. Это место не для таких, как вы и я: оно проглатывает нас заживо и потом выплевывает обратно. Вы никогда этого не чувствовали? Словно вас съели. Словно ваше тело у тигра в пасти, и зверь жует его. Хищник, полюбивший вкус человеческого мяса.

Он содрогнулся от собственных мыслей. Ему приходилось видеть людей, пострадавших от нападения тигров. Точнее, то, что от них осталось.

— А как насчет письма? — спросил Кристофер. — Письма на английском языке, которое нашли у Цевонга? Мог Карпентер написать его?

Доктор покачал головой.

— Мог, но не писал. Почерк был не его. Я вообще не знаю, чей это почерк. Но знаю одно: кто бы его ни написал, родным языком этого человека был английский.

— В письме было сказано, что Цевонг является посланцем.

— Это так.

— Человека, которого называют Дорже Лама. Я никогда не слышал о таком человеке. А вы?

Кормак ответил не сразу. Он следил за костром на склоне холма. Кто-то сидел там в снегу, подкармливая пламя и наблюдая.

— Да, — ответил он так тихо, что Кристоферу даже показалось, что он ничего не говорил. — О нем редко говорят. И никогда — с иностранцами. Но один мой пациент немного рассказал мне — это было несколько лет назад. Дорже Лама — своего рода легенда. Где-то там, в горах, есть секретное место. Люди боятся его. А настоятеля этого монастыря называют Дорже Лама. Монастырь и Дорже Лама существуют несколько сотен лет, по крайней мере так говорят.

Доктор повернулся и посмотрел на Кристофера. Эффект от выпитого уже улетучился, в глазах появился какой-то тревожный блеск.

— И Цевонг был посланцем? — спросил Кристофер.

— Так говорилось в письме.

— Вы верите в это?

Кормак замялся.

— Я думаю, — заметил он, — что вам лучше посмотреть на то, что я хотел показать вам. Приходите утром. Тогда и поговорим. И я расскажу вам все, что знаю.

Кристофер проснулся утром с такой головной болью, какой у него никогда не было. Он принял еще несколько таблеток из тех, что оставил Кормак, но особой пользы они не принесли. Где-то на улице снова запела девушка. Она пела ту же самую песню, словно не знала никакой другой; но этим утром ее голос был для Кристофера как ржавая бритва, и он мысленно обругал ее, когда одевался.

Он побрился, дважды порезавшись, и причесался, но чувствовал себя неопрятным: к некоторым участкам головы притронуться расческой было невозможно. Он задержался внизу, чтобы выпить чашку черного чая и съесть несколько чапати с маслом. Мальчик, Лхатен, как-то странно посмотрел на него, но ничего не сказал. Гостиница была практически пуста — караванщики ушли рано утром, как и собирались, но в то время Кристофер спал беспокойным сном и не слышал, как они уходили. Без них сразу стало тихо.

Когда Кристофер выходил, к нему подошел явно обеспокоенный Лхатен.

— С вами все в порядке, сахиб? Доктор-сахиб сказал, что прошлой ночью с вами произошел несчастный случай. Он сказал, что вы упали с лестницы.

Кристофер кивнул.

— Да, — подтвердил он, — так и было. Я упал с лестницы. Сегодня вечером я буду более осторожен.

Лхатен выглядел озабоченным.

— Да, сахиб, вы должны быть осторожны. Позовите меня, когда вернетесь вечером. Я не буду спать.

Кристофер почувствовал, что мальчик знал или предполагал, что случилось на самом деле.