Кристофер все больше и больше наливался злостью.

— Я отец мальчика! — взорвался он. — Как вы, черт побери, можете рассчитывать на то, чтобы я проявил терпимость по отношению к тому, что вы сделали! Ничто не дает вам права похищать ребенка и тащить его за тридевять земель. Ничто.

— Мне больно слышать ваши слова, майор. Я рассчитывал, по меньшей мере, на признание того, что мое положение вызывает у вас понимание. Мы оба профессионалы, вы и я. Вы работаете во имя страны, я работаю во имя цели. Если бы я был вражеским солдатом, я бы наверняка имел право на ваше уважение. Но я сражаюсь во имя цели, которая выше всех этих мелких особенностей стран или наций — тех самых предрассудков, которые ведут к мировой войне. И все-таки вы отказываетесь оказать мне честь, которую бы вы оказали вражескому солдату.

— Солдаты рискуют своей жизнью в бою. Вы же организуете похищение ребенка, находясь на безопасном расстоянии. Вы посылаете других людей делать за вас грязную работу.

У Замятина покраснели щеки. Он тяжело посмотрел на Кристофера.

— А вы, майор Уайлэм, когда вы последний раз участвовали в сражении? Скольких людей вы убили или приказали убить в ходе разведывательных операций? Скольких агентов вы посылали с таким заданием? Для общего блага. Во имя империи. Не говорите мне о морали. Если ваше руководство завтра прикажет вам похитить русского ребенка ради того, чтобы сбросить наше революционное правительство, я не думаю, что вы проявите хоть секундное колебание.

Кристофер промолчал. Весь ужас заключался в том, что Замятин был прав. С самого начала работы в разведке до самого конца карьеры он всегда действовал, руководствуясь соображениями высшей необходимости. В позолоченных гробницах мертвые прислушивались к их разговору. На золоте и бронзе играли блики света. Кристофер чувствовал, как тесно прижимается к его ноге нож.

— Переходите к делу, — посоветовал Кристофер. — Вы пригласили меня не для того, чтобы мило поболтать? Что вам от меня нужно? — Он расслабился, приняв положение, из которого можно было легко и быстро дотянуться до рукоятки ножа.

Замятин в первый раз сделал движение руками, подняв их с колен, и поставил перед собой, прижав ладонь к ладони в почти религиозном жесте. Странно, но движение его было вполне естественным, хотя сам он и казался живым противоречием всему, что его окружало.

— Все, что мне от вас нужно, это незначительное содействие и чуть-чуть информации, — ответил он. — Вы были большим человеком. Не так давно вы занимали высший пост в индийском отделе британской разведки. Вы были прекрасно осведомлены о всех планах вашего правительства по отношению к региону, находящемуся к северу от Гималаев. Вы представляете собой целый склад информации. Честно говоря, майор Уайлэм, я считаю ваше присутствие здесь огромным добавочным призом. Когда я только начал наводить справки о вас и вашем сыне, я понятия не имел, кто вы такой. Представьте мое удивление и радость, когда я узнал, что вы — центральная фигура в той области разведки, которая представляет для меня наибольший интерес. Наверное, боги все-таки существуют. Наверное, они улыбаются мне.

— Я больше не работаю на британскую разведку. — Кристофер почесал колено, и пальцы правой руки поползли к рукоятке ножа.

— Я не согласен с вами. Если так, то каким образом вам удалось так быстро добраться до Индии? Кто сообщил вам, куда надо направляться и что надо искать?

Кристофер нервничал. Год вне разведки — не такой уж большой срок. Он все еще владел информацией, которая могла оказаться бесценной для Замятина и коммунистических сил Индии.

— Почему я должен что-то вам рассказывать? — спросил он.

Замятин улыбнулся.

— Пожалуйста, майор, не оскорбляйте мой интеллект. Карты легли не в вашу пользу: я прошу вас всегда иметь это в виду. Ваш сын сослужил свою службу. Признаю, что он еще может мне пригодиться. Но если учесть, как мне нужна информация, которой, как я знаю, вы владеете, то, возможно, мне будет выгоднее видеть вашего сына мертвым, нежели живым. Пожалуйста, подумайте об этом.

— Если он умрет, вы ничего от меня не добьетесь. — Пальцы Кристофера, укрытые почти прозрачной тенью, нашли рукоятку и начали постепенно вытаскивать нож.

— Конечно. Я не дурак. Но помните, что смерть может быть очень медленной. И помните о том, что существует альтернатива. Ваш отец заключил со мной сделку. Я хочу заключить сделку с вами. Ценой некоторой информации — очень важной информации — вы можете спасти жизнь своему сыну.

— Бога ради, он всего лишь ребенок!

— Все мы — дети. Вы, я, ваш сын. Мужчины остаются детьми, глупыми и незрелыми. Мир развивается очень-очень медленно. Мы только достигнем зрелого возраста к тому времени, когда на земле будет создано новое общество. Именно поэтому сейчас я должен действовать жестко. «Пожалеть розгу — испортить ребенка» — разве это не английская пословица? «Я должен быть жестоким, чтобы быть добрым». «Можно согнуть побег, но не дерево». Вы, англичане, нашли много способов выразить эту мысль.

— И то, что произошло сегодня, — отозвался Кристофер, — и было сгибанием побегов?

— Послушайте меня, — сказал Замятин. — С вашим миром покончено. Старый порядок сейчас сворачивают, как ковер. Вместо него стелят новый. Когда здание объявлено аварийным, вы не будете заклеивать обоями трещины и загонять гвозди в штукатурку. Вы просто снесете его. И используете мусор в качестве фундамента для нового здания. Разве вы не видите, что уже не важно, что проливается кровь, что сыновья теряют отцов или матери теряют дочерей. Все они станут фундаментом.