– Товарищ Зальцман, а успеют ли ваши люди поставить стартеры на танки? Где, вы думаете, эшелоны встретятся?

– Где-то в районе Куйбышева или Пензы.

Сталин удовлетворенно хмыкнул и, попрощавшись с Зальцманом, повесил трубку.

Директор завода поехал с эшелоном танков и бригадой монтажников на запад. Как он и рассчитывал, около Куйбышева железнодорожные составы встретились. Работники завода перегрузили в свой эшелон стартеры и в пути ставили их на танки. Ставили во время движения эшелона, ставили днем и ночью, невзирая на непогоду, и Зальцман сам руководил работами.

Все это было и все это осталось в памяти Исаака Моисеевича. Этот эпизод он мне рассказал при нашей встрече:

«Так, прямо с железнодорожных платформ танки вместе с нашими рабочими и пошли в бой на одном из решающих направлений – битвы за Москву».

И на могучих КВ наши танкисты проявляли чудеса героизма.

Этот бой произошел 5 декабря 1941 года на Западном фронте под Москвой в деревне Нефедьево. О нем 8 декабря 1941 года написал корреспондент газеты Западного фронта «Красноармейская правда» Е. Воробьев, а в начале февраля 1942 года Н. М. Шверник об этом рассказал на массовом митинге в Лондоне.

...Ночь 5 декабря была такой темной, что не было видно дальше вытянутой руки, а танк можно было различить, лишь когда он двигался буквально по пятам.

Впереди, нащупывая дорогу, шагал лейтенант Павел Гудзь. Тяжелый КВ послушно следовал за своим поводырем. Он сейчас не шел, а полз, медленно полз... Это было во всех отношениях благом: и в ров не угодишь, и, когда мотор работает на малых оборотах, не виден огонь из выхлопных труб.

Еще в сумерки Гудзь присмотрел ветлы на берегу речушки, петляющей у околицы деревни Нефедьево. Заросли были густыми, у самой дороги. А то, что ветлы были низкорослыми, Гудзя не смущало, лишь бы укрыли танковую башню. Механик-водитель Кирин ввел машину в эту рощицу, как в гараж, и заглушил мотор.

По ту сторону речушки, в лощине, раскинулась деревня Нефедьево, занятая немцами. Противоположный берег был скрыт темнотой. Но Гудзь еще днем видел в бинокль: на улице стояли немецкие танки. Теперь он прикинул, что занял позицию метрах в семидесяти пяти от крайних изб, не дальше.

Гудзь приказал стрелку-радисту Татарчуку вылезти из танка и подать сигнал артиллеристам. Это под их канонаду Гудзь выводил свой КВ на позицию: за батарейным громом не слышно мотора и грохочущей поступи гусениц. Две ракеты одна за другой взвились ядовитым белым змеем. Мало ли ракет – красных, зеленых, белых – пытались раздвинуть черноту той декабрьской ночи. Но именно двух этих белых, одну вдогонку за другой, ждали наблюдатели на батарее. Сигнал был принят и артиллеристы замолчали.

Татарчук вернулся, закрыл за собой люк, но в машине не стало теплее. Зима 41-го! Она была особенно холодной. Каждый из членов экипажа примостился на своем месте и прикорнул в ожидании близкого боя, но вряд ли кто заснул. Лишь Старых остался дежурить у открытого люка.

Только вчера фронтовая судьба свела лейтенанта Гудзя с его экипажем. Он чувствовал себя не совсем уверенно и понимал, что еще меньше оснований для такой уверенности у его товарищей: идти в бой с незнакомым командиром! Каждый из них думал сейчас свою думу и, конечно, каждый терялся в догадках: каков он, новый командир танка? Не стушуется ли в бою? Хватит ли у него умения?

Комбат Константин Хорин пришел вчера с незнакомым лейтенантом.

– Вот ваш командир. А Старых займет пока место у орудия.

Невысокий, смуглолицый, черноволосый лейтенант в кожанке откозырял экипажу.

Танкисты встретили его по-разному: кто с открытой душой, а кто и недоверчиво. Но потом сошлись на том, что, уж если Хорин нашел нужным пересадить к орудию Старых, значит, новенький из отборного десятка. Только вот говорит он чересчур тихо, часто смущается, краснеет и, по слухам, до армии работал где-то в театре... Лейтенант очень молод, на вид ему года двадцать два – не больше. Но командир батальона обмолвился, что воюет с первых дней, чуть ли не с самой государственной границы.

Экипаж присматривался и изучал Гудзя, а он присматривался к экипажу.

Знать всех четырех в лицо и запомнить их фамилии не трудно. А вот как загодя узнать – стоящий ли это танкист, каков в бою? Гудзь про себя уже похвалил радиста Татарчука – парень исполнительный и расторопный, не стал зажигать ракеты близ танка, а отошел на солидное расстояние. И еще понравилось, как лейтенант Старых встретил вчера весть о своем понижении в должности – никакой обиды. Он всячески старался помочь Гудзю войти в курс дела, узнать все капризы машины.

Единственно, на что новый командир обратил внимание экипажа: необходимо опережать врага в бою, полностью использовать огневую мощь грозного КВ.

– Когда немец берется за снаряд,– сказал экипажу лейтенант,– мы уже должны выстрелить по нему. Кто первым выстрелит, тот уцелеет в дуэли.

Он говорил вовсе не поучающим тоном, а как бы напоминая эту истину самому себе...

Тот декабрьский рассвет 5 декабря был неторопким. Туман рассеивался медленно. Гудзь вылез на башню. Он стоял, упершись ногами в край люка, и всматривался вперед.