— Да, — глухо ответила Юлия, незаметно отодвигаясь на считанные сантиметры от Дмитрия.

— Он изменил, а измена никогда не проходит бесследно, даже если вы оба будете усиленно делать вид, что все по-прежнему. Единения больше не будет! Это путь в тупик, к внутреннему разрушению. Ты же не можешь не согласиться со мной, Юля!

— Ты тоже неплох в роли психоаналитика, — поджав губы, ответила она. — Только я тоже не намерена пускать тебя настолько близко. Мне это не нужно. Сейчас не нужно.

— Понятно, — буркнул Рогозин.

— Кстати, куда мы едем?

— Везу тебя домой.

— С ума сойти. Мы ехали ко мне! — почему-то Щеголеву этот факт возмутил.

— Да, к тебе. Я подумал, что тебе будет свободнее на своей территории, — объяснил Дмитрий. — В любом случае я не ошибся — мы едем в верном направлении. Осталось минут десять, и мы на месте.

— Мы не знаем людей, — вдруг сказала Юлия, ни к кому не обращаясь. — Мы не знаем их по той простой причине, что сами себя не знаем. Как же судить о других?.. Невозможно.

Рогозин предпочел не комментировать сказанное. Остаток дороги они провели в молчании. Время от времени Юлия поворачивалась к Дмитрию, но, видя его застывшее, каменное лицо, не решалась произнести ни слова. А когда автомобиль остановился возле ее подъезда, Щеголева все-таки решила сломать образовавшийся лед.

— Спасибо, Митя, — прикоснувшись к его густым волосам, тихо произнесла она. — Я никогда не забуду этот вечер.

— Взаимно, — Рогозин нашел в себе силы улыбнуться. Он не должен испортить впечатление, запомнившись ей мрачным, надутым типом. Он будет улыбаться и снова превратится в милого, обаятельного молодого мужчину. И тогда она еще пожалеет, что была так нерешительна. Она уже жалеет, только не хочет это показать.

— Ты не обижайся на меня, хорошо? — Юлия покачала головой. — Вот я такая, и ничего не поделаешь.

— Ты замечательная. Если бы рядом со мной была такая женщина, я бы добился гораздо большего.

— Интересно, — задумчиво произнесла Щеголева. «Знаю, что с тобой добьюсь всего. Я достигну таких высот, что тебе никогда не будет за меня стыдно!»

— Я опять что-то не так сказал? — поинтересовался Рогозин.

— Нет, слова, слова. Они окрыляют, убивают — они всесильны. Нельзя просто произносить их. Понимаешь?

— Да.

— Я серьезно отношусь к словам, поэтому не говорю то, в чем не уверена, — Юлия приблизилась к Рогозину и едва коснулась губами его щеки. — Если ты готов ждать — это проверит твои чувства, поможет мне найти себя.

— Надеюсь, что ты поступишь мудро, — нежно целуя ладонь Юлии, сказал Рогозин.

— Я постараюсь.

— До встречи.

— До свидания, Митя.

— Я буду звонить, — помогая Щеголевой выйти из лимузина, предупредил Дмитрий. — Я буду делать это часто, чтобы ты не забывала обо мне.

— Хорошо.

— Я буду приглашать тебя провести со мной вечер. Ты не против?

— Я бы хотела пока ограничиться звонками. К тому же ты — мой стилист. Я буду назначать тебе деловые встречи в салоне.

— Твое слово — закон. Даже во время второго свидания я всегда выполняю все желания дамы, — лукаво улыбнулся Рогозин.

— Значит, на третьем — все в твоих руках?

— Дождусь ли?

— Время покажет.

Рогозин кивнул и поцеловал Юлию. Еще мгновение он держал ее теплую, сухую ладонь в руках, разглядывая тонкие пальцы. Наконец выпустил их.

— Спасибо и спокойной ночи, — сказала Юлия и стала подниматься по ступенькам крыльца, когда сзади раздался голос:

— Юлия Сергеевна, если вы не против, я занесу к вам цветы, — ее догнал водитель, держа в руках корзины с цветами.

Щеголева оглянулась на Дмитрия: он стоял, держа в руках розу. Цветок был поломан — наверняка один из тех, что лежал на коврике. Рогозин нежно прикасался к нему, не замечая, как острые шипы больно колют пальцы.

— Хорошо, спасибо, — ответила Щеголева и открыла дверь подъезда, пропуская водителя вперед. В последний раз оглянувшись, она увидела, что Рогозин стоит спиной к ней. Измятый цветок, лишившийся лепестков, лежал у его ног.

Лето выдалось невероятно жарким. В городе столбик термометра не опускался ниже двадцати пяти градусов даже по ночам. В квартирах стоял тяжелый, горячий воздух, от которого спасали только прохладный душ и сквозняки. Долгожданное лето изнуряло. Человеческая натура, всегда желающая «зимою лета, осенью весны», находилась в том состоянии, когда в радость был бы пасмурный, дождливый день, а не сияющее солнце в лазоревой бесконечности. Щеголева в этом плане не отличалась оригинальностью. Она плохо переносила жару, считая дни, каждый из которых приближал пору ненастий.