Емец Дмитрий
Шрифт:
– Че пхаешься, некромаг? Ща как пхну – в Тартар кувырком учешешь!
– Антигон, нельзя говорить «пхну и пхаешься»! Это нелитературно! – заявила Ирка. В ней вновь проснулась ворчащая отличница.
Она закончила есть ананасы и нахлобучила банку на древко копья.
– Как тебе рекламная картинка? Валькирия и банка из-под ананасов. Это круче, чем Геракл, смолящий в ожидании гидры «Беломорканал», – сказала она.
Настроение у нее прыгало как кардиограмма. Видно, день был такой, или в гороскопе приблудилась пара лишних планет.
Багров изучающе взглянул на нее.
– Ирка, ты чудо! Жалко, что у меня нет Карандаша Непроизнесенных Слов!
– Что еще за карандаш? – поинтересовалась Ирка.
– Простенький артефакт, но полезный. Замещает сказанные кем-нибудь слова, меняя их на любые нужные. Опровергает пословицу: «Слово не воробей». Ну, например, ты говоришь мне, что терпеть меня не можешь, а я чирк-чирик на бумажке карандашиком, и ты совершенно стихийно начинаешь шпарить: «О, Матвей, лучше тебя никого нет! Ты само совершенство! Давай пойдем в загс и распишемся баллончиком у него на стенах!»
– Ну разве что баллончиком, – сказала Ирка.
– А теперь кроме шуток: если ты не будешь со мной, я отдам эйдос мраку! Не сейчас, так когда-нибудь...
Ирка фыркнула. Вновь этот Багров одной неудачной фразой утрачивает достижения десятка предыдущих.
– Дешевая пугалка! Если я позволю тебе один раз меня шантажировать, ты будешь делать это всю жизнь. Скоро дойдет до того, что ты станешь
требовать яичницу на завтрак, угрожая суицидом. Ну и отдавай!
– Я серьезно.
– И я серьезно. Любить – это терпеть человека и уважать в нем личность. То же, что ты зовешь любовью – это лишь зоологическая искра, которая через год-два погаснет, когда сожжет всю траву, и оставит нас на пепелище, – сказала Ирка не без пафоса и тотчас напряглась, поймав ироничный взгляд Матвея.
– Ты это нигде не позаимствовала? – спросил он.
– Позаимствовала? Что ты имеешь в виду?
– Ну фраза какая-то не твоя. Точно из женского журнальчика.
– Ты хам!
– Не хам, а некромаг.
– Разве это не одно и то же?
– В какой-то мере одно, хотя и проясняет разные стороны понятия, – загадочно сказал Багров.
Антигон, давно оставивший в покое стул и протиравший медный поднос, внезапно с грохотом уронил его.
– Что это было, коллега? – нравоучительно спросила Ирка.
Кикимор, упав на колени, в страхе показывал пальцем на люк. Ирка выглянула и ощутила сильное головокружение. Виски ей сдавило медным жарким обручем. Переносица откликнулась тупой болью и ощущением чего-то железного. «Кровь, наверное, сейчас пойдет», – подумала она равнодушно.
В белом молочном тумане на поляне медленно проявлялись фигуры. Ирке потребовалось не больше трех секунд, чтобы понять, кто это. Валькирии и их пажи.
Вот могучая Таамаг с таким разворотом плеч, что рядом с ней ее громадный оруженосец – что, неужели, снова новый? – кажется недоношенным баскетболистом.
Вот валькирия дробящего копья Сэнра, а с ней рядом – валькирия ужасающего копья Радулга с коротким рубцом на щеке. Ирка узнала их по прямым, длинным волосам, таким темным, что даже вороново крыло показалось бы в сравнении белым. В Москве такие волосы вообще не встречаются. Только в южных городах, да и там они наводят на мысль о краске. У Сэнры и Радулги тоже есть оруженосцы – молодые, подтянутые, в офисных костюмах, в поблескивающих очочках, с настороженными умными лицами. Их отличие в том, что они неотличимы.
Вот рыжая, с очень белой кожей Ильга. Вот Фулона, валькирия золотого копья. А вот миниатюрная хрупкая Хаара! Движения ее так красивы, так
умеренно мягки, что глаз не оторвешь. При всем том даже собственный оруженосец боится ее до дрожи. Еще бы – Хаара воинствующая феминистка и не принимает от мужчин никаких услуг. Если бы в метро кто-то вздумал подняться, чтобы уступить ей место, эта хрупкая и милая девушка сломала бы ему нос. Но если бы тот же человек, к примеру, не уступил бы место старушке, Хаара оторвала бы ему голову вместе с позвонками и выкинула в тоннель. Ох, до чего тяжело иметь дело с не в меру деятельным добром!
Под стать Хааре и Филомена. Ладная, подвижная, стремительная. Кажется, сила переполняет ее и пытается найти выход. У Филомены, единственной из всех валькирий, в руках копье. На Иркин вагончик она смотрит задиристо.
Ирка рада была увидеть среди валькирий толстую Бэтлу и ее упитанного оруженосца. От этой парочки веяло чем-то родным. Под испепеляющим взглядом Филомены Бэтла поспешно доедала булку с маком. Оруженосец пытался загородить ее спиной и одновременно протягивал ей пакет с соком, чтобы Бэтла могла запить. Потом так же незаметно он сунул Бэтле в руку надкусанное яблоко. Холеные Сэнра и Радулга смотрели на нелепую парочку с брезгливым недоумением. Их лощеные офисные пажи переглядывались с неуловимой снисходительностью.