— Я путаю? У меня со зрением все в порядке и с головой пока тоже. Я спускалась вниз, вышла из проходной, где пропуска смотрят, гляжу, ты стоишь. Ты тоже меня увидела. Я с ребятами из журнала была. Говорю им, подождите, я сейчас сестре пару слов скажу. Обернулась, а тебя нет.

— Ты, Верка, о чем? Когда это было?

— Да позавчера в три тридцать. Я время помню, потому что там в пропуске отмечают, — возмутилась Вера. — Не хотела подходить, так и скажи. Мы люди взрослые, мало ли какие причины бывают…

— Вера, у тебя галлюцинации. Я последний раз в Останкино месяц назад была. А позавчера я из журнала не выходила. Меня Пашка целый день мучил. Рекламу снимали.

— Странно, — задумалась Вера. — Я тебя четко видела.

— Люб, я не хотела говорить, но со мной ты тоже один раз не поздоровалась, — сказала Надя. — Наверное, ты в своих рекламах с головой. Никого не замечаешь.

— Вы что, девчонки, белены объелись? Я с Надей не поздоровалась? И тоже в три тридцать? Позавчера?

— Нет. Три дня назад, часов в пять. Я бабушку навещала. Спустилась во двор, гляжу, навстречу ты, домой идешь. Я к тебе, улыбаюсь.

Очень обрадовалась. А ты — раз, в парадное.

Я подождала, покричала. И пошла дальше.

— Вер, ну скажи Надьке. Три дня назад я же тут весь день. Помнишь, мы еще на поле ходили. Ты меня лупить шар учила. Да и ночевала я тут.

— Мистическое передвижение сестер в пространстве и во времени, — констатировал Сева. — Чай с тортом сейчас станем пить или сперва прогуляемся на площадку?

— Я ничего не понимаю, — сказала Надя. — Петь, я правда ее возле дома на Фрунзенской набережной видела. Могу, чем хочешь, поклясться.

— Занятно, — сказал Ерожин. — Кто-то из вас путает время Вот и получаются чудеса.

Гудок машины прервал дискуссию о странном поведении Любы. Ганс Крюгер с огромным пакетом, извиняясь, развел руки:

— Пришлось обедать с софетником. Вино фат, сильно ел. Много гофорил. Старался все успефать. Теперь жду пригофорить.

— Теперь жду приговора, — смеясь, поправила Вера. — Ты, Гансик, такой смешной.

Так уморительно по-русски говоришь. Я тебя прощаю.

— А я нет, — сказал Сева, обтирая полотенцем лицо. — Пей штрафную. Лида, налей Гансу стакан водки.

— Не надо меня штрафофать! — взмолился Ганс. — Если хочешь убифать, согласен, но на площадке клюшкой или шаром. И я уже заслужил пятьдесят очкоф. Я приехал один. Бодрофич остался на приеме.

— Хорошо, мы как раз собирались на поля.

Знакомься, это Петр Ерожин, друг Нади. Он никогда не видел, как играют в гольф.

— Душефно рад, — поклонился австриец. — Мы с Сефой пройдем три поля, а фы гуляйте и глядите. Там очень красифо. — Ганс еще раз расплылся в улыбке и стал вынимать из пакета дары. Коробку конфет. Шикарную бутылку рейнского вина. Куклу австрийского охотника в национальном костюме с рожком.

— Это все нам? — обрадовалась Вера. — Гансик, ты прелесть.

— Самый большой подарок, что ты нам сделал, Ганс, это то, что не привез Бодровича.

У нас есть, о чем поговорить, — добавил Сева, вынимая свою тушу из кресла.

Люба с Верой остались дома помогать Лиде готовить чай. Сева собрал в чехол на колесиках набор клюшек, и они вчетвером направились к гольф-клубу. Сева и Ганс отстали. Сева катил клюшки и беседовал с Крюгером о делах. Надя взяла Ерожина под руку и повела показывать поля. По-английски стриженные газоны полей для гольфа превращали знакомый русский пейзаж в чудесный парк. Оказывается, наши березки в сочетании с английским газоном удивительно преображаются.

— В чем смысл игры? — спросил Ерожин, оглядывая группки мужчин, медленно шествующих от одного поля до другого.

— Костяной шар надо загнать в лунку, — ответила Надя.

— А где лунка? — оглядываясь, допытывался Петр.

— Лунка далеко. Сначала надо пройти поля. Хороший игрок проходит поле за меньшее число ударов. Надо суметь не загнать шар в ловушку. Видишь ловушки?

— Вижу, — Ерожин различил песчаные плеши на зеленом газоне поля.

— Если шар попадет в ловушку, его трудней оттуда вынуть хорошим ударом. Для этого у них специальные клюшки.

— Что-то они не торопятся, — заметил Ерожин, глядя на бредущих игроков. Среди них были один африканец и один японец.

— Гольф потому и считается дипломатическим спортом. Во время игры можно посплетничать. Видишь японца? Это посол. Он заядлый игрок.

Надя и Ерожин давно оторвались от Севы с Крюгером. Они спустились к ровному зеркалу прудика и уселись на ствол дерева, приспособленный под скамейку.

— Петь, у тебя было много женщин? — вдруг спросила Надя.

— Зачем тебе знать? — ответил Петр, обнимая девушку за плечи.