— Воздух, конечно же, пригоден для дыхания, — сказал пилот, — что освобождает нас от необходимости надевать эти пропотевшие старые скафандры. Разгерметизацию надо будет проводить постепенно, снаружи давление выше, чем здесь, а нам ведь не нужны больные уши? Температура… — он поежился. — Не забудьте, прежде чем выходить, закутаться с ног до головы.

— Ты выходишь первым, — сообщил ему Харкер.

— Что? О-о-о, дорогой, милый, хороший друг, нет, пожалуйста, нет! Там же холодно, почти мороз. А снаружи, без гравитационного генератора, вес утроится. Ну что я смогу такого сделать? Нет, позвольте мне остаться внутри, следить за домашним очагом — то есть, я хотел сказать, поддерживать температуру на должном уровне, — и я заварю вам самого замечательного чаю…

— Перестань трепыхаться и делай, что говорят, а не то голову оторву, — пригрозил Долгоров. — Угадай, что я сделаю с твоей шкурой?

— Давайте выбираться, — сказал Олафсон. — Я не больше вашего хочу торчать в этом Хельхейме. [3]

Они чуть-чуть приоткрыли шлюз, и, пока воздух Парадокса просачивался внутрь, все, кроме Харкера, оделись так тепло, как это вообще было возможно. Тот собирался во время первых пробных выходов оставаться у пульта управления. К шуму ветра добавился свист втекающего газа. Из-за гелия звук получался неестественно высоким, и остаток путешествия придется с этим мириться, для замены воздуха на корабле не хватило бы запасных баллонов. Несмотря на отопление, сразу стало холодно, в ноздри ударил мерзкий запах чужой растительности.

«Но ведь к странным звукам можно привыкнуть, — думал Харкер. — И пусть местные организмы воняют — они безобидны. Хоть ими и нельзя было питаться, но зато и здешние микробы не могли прижиться на вашем теле. Если здесь и требовалось серьезное оружие, так скорее против неповоротливых травоядных, нежели против тигров.

Что не исключало возможности использования этого оружия во вполне военных целях».

Дрожащий Витвит, укутанный в четыре кимоно, обернув хвостом лицо, с полуприкрытыми глазами подполз к служебному люку. Раскрылась внешняя створка, спустился трап. Харкер ухмылялся, глядя на крошечную фигурку, еле передвигающуюся под внезапно навалившейся тяжестью.

— Вы уверены, — спросил он компаньонов, — что сможете двигаться при таком тяготении?

— Конечно, — хмыкнул Долгоров. — Лишние полтораста килограмм. Да я в рюкзаке больше утащу, а ведь там хуже распределение веса.

— Все равно будьте осторожны. Очень легко упасть и переломать кости.

— Я больше беспокоюсь о сердечно-сосудистой системе, — сказал Олафсон. — Некоторое время три g выдержать можно, но не очень долго. Через стенки клеток начинает сочиться жидкость, сердце испытывает слишком большую нагрузку. А у нас, в отличие от первой экспедиции, нет с собой граванала.

— Мы пробудем здесь всего несколько дней, — сказал Харкер, — и у нас есть возможность отдыхать на борту.

— И то верно, — согласился Олафсон. — Вперед!

Сжав бластер, он пошел по трапу, за ним последовал Долгоров. Где-то внизу сжался в комочек Витвит. Харкер окинул взглядом блеклый, унылый пейзаж и, когда ветер дохнул холодом ему в лицо, обрадовался, что остается. Позже, конечно, придется выходить наружу, когда настанет его очередь, но сейчас он мог наслаждаться теплом и приличным тяготением…

Мир рванулся вверх и схватил его. Потеряв равновесие, Харкер свалился на палубу. Левая рука коснулась пола первой, и сквозь нахлынувшую боль он увидел, как ломаются запястье и предплечье. Он закричал, и из груди, борющейся с троекратной нагрузкой, вырвался слабый резкий звук. В тот же миг на корабле погасли все огни.

Витвит уселся на валун. Несмотря на возросший вес, спина его была прямой, и потому одежда, выделяющаяся цветным пятном на фоне темного леса, окружающего мертвый корабль, сидела на нем, будто на идоле какого-то божка правосудия. Высоко поднятый хвост весело трепетал на колючем вечернем ветру.

Триллианец посмотрел на три бластера, увидел страх, притаившийся в их глазах, и засмеялся.

— Уберите игрушки, а то поранитесь, — сказал Витвит, отбросив витиеватость и вежливость.

— Ублюдок, свинья, грязный, хитрый ксено, я убью тебя, — простонал Долгоров. — Медленно.

— Ну, для этого меня еще надо поймать, — возразил Вит-вит. — Мне повезло, я маленький, а значит, у меня отношение площади к объему больше, чем у вас. На мои кости, мышцы, сосуды, капилляры и стенки клеток действует меньшая удельная нагрузка. Здесь я могу двигаться быстрее вас и прожить дольше.

— Ну уж от бластера-то ты не убежишь, — сказал Олафсон.

— Не убегу. Можешь меня убить — это будет быстрая аккуратная смерть, я ее не боюсь. Послушайте, неужели из того, что мы, ленидельцы, соблюдаем некоторые правила вежливости и используем в речи определенные обороты, а в наших мужчинах поощряется развитие эстетических интересов, нужно делать вывод, что мы трусливы и изнеженны? — Триллианец щелкнул языком. — Если вы так считали, то совершили элементарную логическую ошибку, называемую нашими философами «не следует».