Шрифт:
Ойна сидела, привалившись к боку гельмара, и осторожно поглаживала зверя по носу. Ее слегка мутило: сказывалась многочасовая тряска в воздухе. Рядом с ней, возле бортика крыши, стояли Герма и Тинель — девочки из приютов Хан-Хессе и Велерии. Чуть в стороне мать Полонна беседовала со встречавшими гостей сестрами.
— Покушать бы, — печально вздохнула светленькая розовощекая Тинель, разглядывая полный людей монастырский двор.
Ойна сморщила носик.
— Сперва, наверное, молиться пойдем, — предположила Герма.
— На ночную, благодарственную, — согласилась Тинель.
— С умерщвлениями, — добавила Ойна.
Теперь вздохнули все три. По крыше размеренно застучал дождь. Полонна закончила разговор, накинула на голову капюшон и вернулась к своим подопечным.
— Пошли, — сказала она, обнимая девочек за плечи. Они направились к двери, ведущей в глубь храма, спустились вниз по широкой каменной лестнице.
— А куда мы идем? — полюбопытствовала Ойна.
— Хочу вас кое с кем познакомить.
— С кем?
Настоятельница улыбнулась:
— А сами не догадываетесь?
— С Чистыми? — замирая, предположила Герма.
— Именно. Они давно ждут вас.
— Ждут нас? — Румяные щеки Тинель порозовели еще больше. Полонна снова улыбнулась и ничего не ответила.
В нижнем святилище их ожидало несколько десятков сестер. Все почтительно приветствовали девочек, заглядывали им в глаза, старались прикоснуться хоть к краешку одежды. Ойна смущенно озиралась и втягивала голову в плечи: подобное внимание казалось ей не слишком приятным.
В зале было прохладно и немного сыро — словно в заброшенном погребе. Стены покрывал замысловатый орнамент, по трехгранным колоннам вился плющ.
— А где же Чистые? — шепотом спросила Герма.
— Не знаю, — отозвалась Тинель — Этих вроде бы слишком много. Наверное, они просто сестры.
В то же мгновение толпа расступилась. Посреди святилища, на небольшом возвышении, стояла скульптурная композиция: три женщины в монашеских одеждах держали на вытянутых руках прозрачный сияющий кристалл — Чистое Сердце Амны. Тусклые блики свечей играли на белых мраморных лицах, на гладких плечах, на волосах.
— Мамочки, — всхлипнула Ойпа, цепляясь за юбку настоятельницы, — они же каменные.
Тебе так кажется, дитя мое, — сказала Полонна, подталкивая ее вперед.
Ойна отпрянула, извернулась, чтобы бежать, но тут одна из статуй повела головой и ожила. По бледным щекам разлился румянец, потеплел цвет кожи, просветлели глаза.
— Подойдите, — проговорили белые губы.
Голос звучал глухо и бесцветно, но в нем заключалась сила, противиться которой было невозможно. Вытянувшаяся в струнку Герма обреченно вздохнула и шагнула к Чистым. Следом двинулась Тинель. Ойна схватила ее за локоть, хотела потянуть назад, но вместо этого сама последовала за ней.
— Я не хочу, — шептала она, пытаясь заставить непослушные ноги повернуть назад. — Не хочу, не хочу…
Девочки встали рядом с Чистыми, и неяркий свет, исходивший от Сердца, коснулся их, заключая в круг. Воздух стал свежим, утренним, напоенным едва уловимыми запахами цветов.
— Амна, Матерь Пресвятая, отвори свои объятия, — раздались вдалеке слова молитвы, — Дай нам силы…
— Не хочу, — упрямо повторяла Ойна. — Отпустите меня! Слышите? Отпустите!
Она не могла пошевелить даже мизинцем. Тело больше не желало ей подчиняться.
— Ты должна, — ответил ей хор из трех голосов. — Вы должны. Должны.
— Я не хочу, мне страшно! — Ойна перешла на крик. — Почему я?!
Спокойные ясные глаза смотрели на нее с осуждением.
— Вы должны. Сменить. Нас.
На плечо Ойны легла чья-то тяжелая рука, и кожу сковало холодом. Ледяные нити потянулись по спине, бедрам, рукам. От пола по щиколоткам поднимался мороз, полз к коленям. Она зажмурилась, и стылая волна накрыла ее с головой.
Прошло несколько часов, и резвый галоп коней сменился рысью. Впереди, оживленно разговаривая, скакали Риль и Нестор Нурр. За ними следовали Хельв и Лэррен. Дремавший на ходу Подер замыкал колонну.
— Почему ты ее так странно называешь? — шепотом спросил юноша.
— Эйне ма — это обращение к старшим по возрасту и положению, — пояснил эльф. — У нас, знаешь ли, принято уважать почтенное поколение. Высокий ранг предков искупает нечистоту ее крови.
— А она почтенная?
— Да уж не юница, — с раздражением ответил Лэррен.
«Не юница» обернулась и с усмешкой посмотрела на сородича. Потом бросила несколько слов скульптору и остановилась, поджидая разом притихших приятелей.
— Кажется, я еще не потребовала от вас объяснений, — заявила она.