Все было теоретически правильно, однако на практике не работало.

Ларри не мог думать ни о чем другом. Дрейфус по-прежнему лежал в соседнем помещении, в харонском коконе, опутанный проводами, и своими, и чужими. Проклятие! Какая дьявольская сила не выпускает Дрейфуса из страшного кошмара? И что теперь делать?

Марсия Макдугал присела возле Ларри.

— Ты устал, — сказала она. — Отдохни, а утром начнем все сначала.

Сэлби Богсворт-Степлтон протянула ему стакан воды и примостилась рядом.

— Поспи, Ларри, — похлопав его по колену, посоветовала она. — Утро вечера мудренее.

— Нет, — ответил Чао. — Вы меня не поняли. Я сказал, что не могу ничего сделать . Вы передавали мое изображение в его сон, или в кошмар, или как там это называется, но он меня не видит. Он замкнут на свои собственные воспоминания. Он крутится в них снова и снова, как зацикленный компьютер.

— И никаких изменений? — спросила Сэлби.

— Изменения-то как раз есть, — проворчал Ларри. — Образы становятся все ярче и ярче. Это видно невооруженным глазом. Последний раз у меня волосы на голове зашевелились, все было как по-настоящему. А поначалу изображение почти не двигалось. По-моему, воспоминание протекает все быстрее…

— Да, это так, — подтвердила Сэлби. — Примерно на порядок быстрее.

— Может быть, пусть вместо тебя попробует компьютер? — предложила Марсия. — Запись у нас есть.

— Нет, тут нужно другое, — возразил Ларри. — Бесконечные повторы не помогают, а, наоборот, заставляют Люсьена видеть происходящее все отчетливее. Я боюсь, он может окончательно увязнуть в своем кошмаре. И тогда конец!

— Но ведь мы посылаем твое изображение прямо в его зрительный центр! — воскликнула Марсия. — Почему он не желает заметить тебя?

— Постойте-ка! — перебила их Сэлби. — У кого из вас есть кошка?

Ларри и Марсия недоуменно уставились на нее.

— Кошки не видят ничего, что не укладывается в привычную кошачью картину мира. Положите перед кошкой необычный предмет, и она поведет себя так, словно его нет на свете. И что самое интересное, этот предмет для нее и правда не существует!

— То есть Люсьен не видит Ларри, потому что он не видит Ларри, — сказала Марсия.

— Дело вот в чем, — попыталась объяснить Сэлби. — Мы воздействуем на него только через зрительный и слуховой центры, но суммарный зрительно-слуховой образ — это еще не мысль.

— Нужно действовать иначе! — вдруг сказал Ларри. Он помолчал, подбирая слова. — Моего присутствия рядом с роботом явно недостаточно. Он просто не видит меня, этому мешает воспоминание. Значит, нужно попытаться стереть его воспоминание или по крайней мере как-то изменить.

Сэлби и Марсия переглянулись, Сэлби осторожно кашлянула.

— Мы надеемся, что до этого не дойдет, — сказала она.

— Полагаю, ему это будет не совсем приятно. И потом: как отреагирует его психика на подобное вмешательство? — поддержала ее Марсия.

— Я же не говорил, что мы должны долбануть по его памяти, как молотком по ореху! — воскликнул Ларри. — Это следует делать как можно мягче. Но у нас нет другого выхода. Иначе мы потеряем Люсьена навсегда.

Наступило долгое молчание.

— Вот что я предлагаю, — сказал Ларри. — Меня тогда рядом с Люсьеном не было. А телеоператор был. И сколько я ни вертись теперь возле него, это не произведет на Люсьена никакого впечатления. Нам необходимо создать максимально правдоподобное изображение телеоператора и с его помощью изменить сюжет. Телеоператор по-прежнему будет говорить моим голосом, но история гибели и плена станет историей победы и спасения. И прокручивать ее мы будем до тех пор, пока окончательно не вытащим Люсьена из его кошмара.

— То есть мы должны заменить харонскую цепь ввода-вывода информации своей, — задумчиво произнесла Марсия. — Это очень опасно. Очень.

— Не опаснее того, что мы делаем сейчас.

— Так можно разрушить комплексы образов, хранящиеся в его памяти, — продолжала Марсия. — Если мы допустим хоть одну ошибку, то убьем его.

— Да, риск велик. Но, продолжая наши нынешние попытки, мы убьем его скорее, — настаивал Ларри. — Он переживает один и тот же леденящий душу эпизод уже в течение пяти лет, умирает, умирает, и все никак не умрет окончательно. Люсьен нам нужен, быть может, он знает что-то такое, что спасет всех. Но мне сейчас на это наплевать. Я просто по-человечески не могу бросить Люсьена в таком состоянии. Перед нами стоит дилемма: либо убить Люсьена, пытаясь втиснуть меня в его кошмар, либо, что еще хуже, оставить мучаться в харонском аду. Это с одной стороны. Но есть третий путь — вырвать его из порочного круга воспоминаний о собственной смерти. Конечно, риск очень велик. Но я за этот вариант. А вы?

Любая наука неизбежно вырождается, как только начинает слишком увлекаться мыслительными экспериментами, а сложнейшее моделирование, основной инструмент современной науки, и есть типичнейший мыслительный эксперимент. Модели отвечают на вопрос «Что может произойти в таком-то случае?», а не «Что происходит на самом деле?». Каждый ученый сталкивался в своей работе с несоответствием модели описываемой ею действительности. Но вместо того чтобы проанализировать расхождение, он обычно принимается за новую модель.