– Благодарю, – нетерпеливо сказала Марина. – Как-нибудь в другой раз. Мне нужна Флора, очень нужна! Где она?

– Где она? – Белые седые брови высоко поднялись. – Да где же ей быть, скажите на милость? Конечно, в замке.

– В замке?!

– Ну да, мисс! – закивала старушка. – Чему ж так удивляться? Леди Урсула, страдалица, померла – упокой, господи, ее светлую душу, отвори ей врата райские! – Старушка молитвенно сложила руки и пробормотала, так что Марина не сразу поняла, к кому мать Флоры обращается: все еще к господу или к странной гостье: – Я была кормилицей молодого лорда Алистера, ежели вам сие известно, мисс, а стало быть, моя Флора – его молочная сестра. Леди Урсула знала ее с младенчества, они всегда крепко любили друг друга, вот поэтому Флора, чуть прознала о смерти бедняжки, побежала в замок.

Марина с досадой прикусила губу. Да, все это очень похоже на правду. И получается, в то время как Марина выбиралась из заключения и неслась сюда, непрестанно понукая гнедого коня, Флора была уже в Маккол-кастл. Такой поворот событий почему-то в голову Марины не пришел. Ну, стало быть, такая у нее неразумная голова! Делать нечего, придется обходиться тем, что есть, а потому…

– Очень жаль, – сказала она как могла спокойно. – Я ведь затем и ехала, чтобы позвать Флору в замок, а получилось, что мы с нею разминулись в пути. Ничего страшного, я вернусь – и мы повидаемся, однако мне хотелось бы взглянуть на красоточку Элен. Вы позволите?

– Так ведь Флора взяла малышку с собой! – выкликнула старушка, всплеснув руками. – Как принесли нам записочку от леди Джессики, мол, так и так, у нас несчастье, а потому приезжай, Флора, в замок и крестницу бедняжки леди Урсулы, маленькую Элен, с собой возьми, так Флора и…

Она осеклась.

– И – что? – тихо спросила Марина, но старушка не ответила, с преувеличенным вниманием схватившись за прялочку.

Марина покачала головой. Ох и ясные, ох и честные глазки у этой бабули – спасу нет! Как только из орбит не выскочат. Мастерски врет она – ну что же, ей было где научиться: небось пожила в Маккол-кастл, переняла привычки его обитателей, – а все же немножко перестаралась. Пересолила свое лживое кушанье! Не скажи она, что Флора поехала по зову Джессики, Марина, может быть, и проглотила бы это вранье, столь похожее на правду. Но Флора ведь Джессику знает как облупленную, насквозь ее видит. Разве что в припадке безумия она отозвалась бы на ее зов, вдобавок потащив за собою Алана прямо в логово таких хищников, как Джессика и Десмонд. И сама бы в замок не сунулась. Так что нечего Марине сетовать на свою глупость: и в помине нет Флоры в Маккол-кастл, и Алана там нет. А вот где они?

Старушка крутила веретено с такой скоростью, что только пыль летела. И пальцы у нее ловкие, и язык. С такой бесполезно ходить вокруг да около, надо говорить все прямо.

Марина сунула руку в карман, выхватила оттуда сложенный вчетверо листок и протянула старухе:

– Вот, поглядите-ка.

– Что это? – Старушка опасливо взяла листок, повертела в сухих, скрюченных пальцах, вдруг до боли напомнивших Марине руки Урсулы. – Письмецо, что ль? Но к чему оно мне, милая мисс? Я и читать-то не умею.

– Неважно, – отмахнулась Марина. – Я сама вам прочту. Слушайте!

Она развернула листок – и с трудом сдержала слезы, взглянув на дрожащие каракульки Урсулы. Чудилось, это писал ребенок, однако не детские, не веселые, не беззаботные слова были тут написаны!

«Дорогое дитя мое, Флора! – читала Марина. – Дела наши могут стать совсем плохи, а потому лучше бы тебе сейчас уехать и взять с собою Алана. Доверься мисс Марион – она твой и мой друг, а желает того же, чего желаем и мы: справедливости для Алана и счастья для Десмонда. Она знает о тебе все, что знаю я. Она согласилась сопровождать тебя в Брайтон, где ты поживешь у миссис Беркли. Эта дама тебе знакома; думаю, и она тебя не забыла. Когда-то она была мне единственным другом, пока в Маккол-кастл не поселилась известная тебе особа и все у нас не пошло кувырком! Сошлись на меня при разговоре с миссис Беркли, оставайся у нее, покуда я не позволю тебе вернуться. Храни бог тебя и Алана. Урсула Маккол».

Марина закончила читать, а старуха все глядела на нее с тем же рассеянным выражением.

– Вы слышали? Урсула послала меня передать это Флоре, и вы должны…

– Одного я в толк не возьму, – перебила ее матушка Флоры, – как же леди Урсула сподобилась письмецо сие написать? Она ведь упокоилась, страдалица. А тут на тебе – письмо…

– Да вы что, не понимаете? – запальчиво вскричала Марина. – Леди Урсула написала это еще ночью, когда жива была! Она уже тогда чуяла недоброе, и…

Марина осеклась. Лицо старушки такое благостное, невинное, розовое… ну, чисто дитя малое, неразумное! Вот лицедейка!

– Спрячьте-ка письмецо, милая мисс, – меж тем приветливо изрекла старушка. – Складно да ладно вы все говорите, однако почем я знаю, в самом ли деле это письмецо леди Урсулы? А может быть, вы сами все насочиняли? Когда грамоте разумеешь, это дело нехитрое.

– Нелепица какая, – беспомощно пробормотала Марина. – Как это – я сама насочиняла? Откуда мне, к примеру, знать про миссис Беркли? Про Алана?

– Про Алана вы все выглядели да высмотрели, мне Флора сказывала, как из замка прибежала, – холодно изрекла старуха, вприщур глядя на Марину, и ни следа прежней розовой невинности не обнаружила та в ее глазах и на лице. – Я сразу говорила: уезжай, мол, беда близко, а она отговаривалась так и этак. Ну а сегодня, как прошел слух, что вы с леди Урсулой расправились…

– Что? – слабо выдохнула Марина, а старуха горестно покивала в ответ.

– Да, да, что слышали. Хоть Флора и говорила, будто вы ни в чем дурном замешаны быть не можете, мол, глаза у вас ясные, а мне другое ясно: вы, мисс, ничем не лучше той мисс Джессики. Она тоже нынче записочку написала: так, мол, и так, поспеши, Флора, в замок да дитя с собой прихвати… Всем, погляди-ка ты, наше дитя вдруг понадобилось! – ожесточенно всплеснула руками старушка. – Да только Флора, по счастью, не так глупа, как вы все думаете. Ее уже давно и след простыл! И вам, и этой наглой девчонке я сказала, что сказала: мол, дочка в замок уехала, а больше знать ничего не знаю и ведать не ведаю! – И старушка вновь сердито вцепилась в свою прялицу.